Как-то мне повстречался офицер-артиллерист, на его фуражке блестел польский орел. Он вытянулся и лихо козырнул. Присмотревшись, я узнал в нем того самого капитана, с которым беседовал на Смоленской дороге.
— Поздравляю с прибытием на родную землю!
— Спасибо! Да, мы, поляки, дождались радостного дня. За это благодарны Красной Армии.
Таких встреч с польскими товарищами случалось немало. Но, надобно сказать, обстановка в Польше тех дней была непростой. Реакционные силы по указке своих лидеров, находившихся в Лондоне, вели враждебную по отношению к нам пропаганду, всячески препятствовали сплочению и мобилизации поляков на борьбу с нашим общим врагом — фашистскими захватчиками. Однако пропаганда, построенная на лжи и обмане, не могла пустить глубокие корни в сознании народа.
24 июля был полностью очищен от гитлеровцев один из древнейших польских городов — Люблин, который стал до освобождения Варшавы временной столицей возрожденной Польши.
Повсюду нас встречали толпы ликующего народа. Впервые в истории Польши армия другой страны вступила на ее землю как освободительница. Сколько искренней, душевной благодарности было в радостных возгласах: «Нех жие Червона Армия!» Жители протягивали солдатам букеты цветов, обнимали, целовали, наперебой приглашали в дома.
Вспоминая те дни, не могу умолчать о фашистском лагере смерти Майданеке под Люблином. Осмотрев лагерь, мы покидали его с чувством глубочайшего сострадания к замученным людям и жгучей ненависти к тем, кто творил здесь страшное дело. Видел я печи, где фашисты сжигали своих узников, видел трупы, наспех закопанные в больших ямах на окраине лагеря. Видел мешки, до отказа набитые женскими волосами, педантично подобранными по цвету. Смотрел и толстые книги учета. Много страшного довелось там увидеть. Но почему-то особенно жуткое впечатление производил склад обуви. Кроме громадного барака, доверху заваленного всякой обувкой, рядом стояли еще и навесы, под которыми она высилась грудами. Обувь всех фасонов и размеров. Вместе с изношенным бедняцким сапогом лежал новый лакированный ботинок. Рядом с изящными дамскими туфлями валялись простенькие стоптанные босоножки. И тут же детская обувь разного цвета. Тысячи штук башмаков лежали навалом: их гитлеровцы еще не успели разобрать. А рядом — уже обработанные: штабеля подметок, каблуков, задников. Все тщательно сортировалось, складывалось, готовилось к вывозу.
Жуткая, никогда не забываемая картина!
