Зина мало что знала об этом. Но дала себе слово узнать больше. Прав был Тарас: лучше уж такой сложный след, чем его полное отсутствие.
Запах сбивал с ног, туманил голову, кружил, от него темнело в глазах. Он был таким же объемным, как небо, раскинувшееся над пустошью, когда они вышли из автомобиля, подвезшим их до Затоки, и остановились на глинистой грунтовке, во впадинах которой застыли грязные дрожащие болотца дождевой воды.
В бесснежном одесском феврале промозглый, сырой дождь заменял снежные заносы и белоснежный сверкающий, мягкий снег, который, казалось, был везде, но только не здесь.
Высадив пассажиров, автомобиль покатил дальше, по разбитому бездорожьем тракту, ведущему к Аккерману. А те вдвоем застыли посреди хмурого поля, где среди комьев грязи торчали оставшиеся с осени устюки.
И тогда это произошло как удар! Вдруг, захватив, закружив, сверху, со всех сторон мощной лавиной, свирепым цунами, беспощадным шквалом на них обрушился запах, и в первые несколько секунд даже дыхание словно остановилось, чтобы потом, замерев, рвануться ввысь, распрямив не только легкие, но и душу.
Это был запах моря. Зина подумала о том, что более драгоценного аромата не существует на целой земле. В чистом виде он пьянил и кружил голову. Он не был похож ни на что, знакомое прежде. Он отличался от всех, уже существующих в мире запахов, знакомых на этой земле.
И хотелось только одного — окружить себя этой необыкновенной лавиной, плыть в самом центре запаха моря, раствориться в нем, умереть, а затем возродиться вновь. Воскреснуть — так, как воскресают ангелы, очистив от грехов и страданий всю израненную душу, белоснежным флером радости окутав усталые, склоненные к земле плечи, чтобы жить — несмотря ни на что.
Зина поневоле выпрямилась в своем стареньком пальто, зажмурилась и запрокинула голову к небу, погружаясь в лавину бесконечного запаха, самого необыкновенного из всех. Запах моря всегда возрождал ее душу. Здесь, в этом приморском поселке, расположенном на самом берегу, на песчаной косе, он был чистый, без всяких примесей, и насыщенный до такой степени, что, казалось, его можно резать ножом.
Зина вдруг испытала невероятный прилив сил! Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Хотелось раскинуть руки и лететь — над морем, над всей землей, окружив себя этим запахом моря, чтобы больше ничего не было в целом свете. Чтобы все, абсолютно все осталось за плечами, и был только этот бесконечный полет.
