Философия нагуа | страница 72
{[139]} Мотолиниа дает следующее краткое описание гадания знахарей с помощью веревок: «Эти знахари имели также несколько веревок, связанных на манер тех, на которые женщины вешаюг ключи; они бросали их; и в том случае, если веревки оказывались спутанными, говорили, что это обозначает смерть; если какая-либо из них отделялась или все они раскручивались, то говорили, что это знак жизни...» (Motolínía Fray Torbio O f' M Memoriales, París, 1903, p. 126).
{[140]} «Colloquies у Doctrina...», fol. 3, г. (пр. I, 13) (Ed. de Lehmann, p. 97).
{[141]} Среди последних работ на эту тему следует назвать важную, еще не законченную работу лиценциата Рауля Нориэга «Камень Солнца и 16 астрономических памятников древней Мексики» (2-е предварительное издание, Мехико, 1955), в которой на основе глубокой математической интерпретации, автор открывает не только на Камне Солнца, но и на других доиспанских памятниках целый ряд «космических часов» удивительной точности. Его открытие алгебраических знаков, коэффициентов, множителей и т. д. на Камне Солнца заслуживает подробного изучения теми, кто интересуется научной стороной древних культур Средней Америки.
Нагуа о необходимости основы мира
Мигель Леон-Портилья ::: Философия нагуа. Исследование источников
Исследуя проблемы, интересующие мыслителей нагуа, мы обнаружили текст, в котором спрашивается о том, что истинно в человеке, и поясняется, что, если в нем нет ничего истинного, то ничто из того, что мыслится или утверждается в песнях, не может быть истинным. Вслед за этим в общей и абстрактной форме ставятся следующие два вопроса:
Что к счастью остается?
Что в конце концов удается?{[142]}
Мы уже убедились на основе лингвистического анализа, что именно озабоченность тем, «что остается» (что имеет фундамент или основу) в вещах и в мире, благодаря семантическому анализу привела к понятию истины{[143]}.
Именно вопрос об истинности мира и его судьбе, о том, что удается, был предметом беспокойства тламатиниме, поставивших эти вопросы. Будучи уверенными в том, что мир, в котором даже «золото и яшма разрушаются», более похож на сон и сам по себе не обладает той основой, которую они искали, тламатиниме попытались найти ее в области метафизики: топан, в мире «того, что находится над нами».
Такая метафизическая направленность, принятая с самого начала космологией нагуа, не удивляет нас потому, что и для истории греческой мысли также характерна эта метафизическая склонность с некоторой религиозной окраской. У древнегреческих мыслителей, начиная с Фалеса, это вылилось в утверждение, что «все наполнено богами», и пришло наконец к утверждению Аристотеля о том, что неподвижный двигатель Вселенной и является именно божеством. И вот почему. Как мы уже говорили, ссылаясь на В. Егера, история философии, по всей видимости, есть не что иное, как «процесс постепенной рационализации религиозной концепции мира, содержащейся в мифах»{[144]}.