Те, кто разрабатывал идеи по вопросам, «всегда составляющим канву любой философской мысли», не стояли перед необходимостью непременно создать систему, подобную системам Аристотеля, св. Фомы или Гегеля. Правда, даже в наши дни есть философы, продолжающие считать, что систематическая логико-рациональная разработка — это единственно возможная форма подлинного философствования. Для них идеи ученых нагуа, естественно, не являются философией. Надо отметить, что для этих людей такие философы, как св. Августин, Паскаль, Кьеркегор, Унамуно, Ортега и Бергсон, логически также не могут считаться философами, так как все они очень далеки от понятийного жонглирования систем (См. постраничные комментарии в конце книги. — Ред.).
Уместно привести здесь мнение д-ра Хосе Гаоса, изложенное в его книге «Мысль на испанском языке», по поводу возможности существования несистематической философии.
Д-р Гаос конкретно ставит вопрос о том, можно ли называть философией современную испано-американскую мысль. Его ответ, который по аналогии может быть применен и к нашей теме, таков:
«Обращать внимание исключительно на упомянутые философии (систематичные и «научные» философии) было бы безосновательно. В историю философии фактически и по праву включаются неметафизические, несистематические и «литературные» философии. На них так же надо обращать внимание, как и на историю философии, цельную и неискалеченную. Тогда нельзя будет отрицать, что современная испано-американская мысль является философией»{[2]}.
Таков ответ большого знатока древней и современной мысли тем, кто до сих пор продолжает верить, что лишь логически совершенные системы являются философией. В данном конкретном случае доиспанская мысль нагуа, хотя и далека от любой формы рационализма, не перестает, однако, быть философией. В ней есть концепции, символы и наметки такой глубины, что могут послужить опорой в нашей жизни и дать ей новый смысл. Если же вам, читатель, покажется, что это не так, изучите и оживите, на основе символов «цветка и песни» (ин хочитл, ин куикатл), в собственном «я» концепцию познания нагуа, их учение о человеке как «хозяине лица и сердца» (ихе, йоло), идеал того, кто «умеет беседовать со своим собственным сердцем» (мойол нонотцани), или того, кто с «обожествленным сердцем» (йолтеотл) превращается в художника, «который вносит в вещи высший символизм божественного» (тлаполтегуиани), художника, «который учит лгать» золото, глину, камень и бумагу из амате своих кодексов для того, чтобы в них оживали символы.
