— До ликвидации осталось десять минут.
Ничего не придумав, как выбраться из зала, я стал искать подходящий для себя саркофаг из свободных. Два из трех были мне маленькие даже на вид. Один, стоящий в центре, немного великоват. Я разделся и залез в него. Раз всё равно помирать, так посмотрю, что Михалыч подразумевал под "кино". Надел на голову сеточку, которая оказалась чуть мала. Попытался нажать красную кнопку, но та западала без какой-либо реакции. Тогда я закрыл крышку, и только успел положить руки в предназначенные для них выемки, как стало ощутимо клонить в сон. Потом пришла темнота.
ШИЗОФРЕНИЯ. НАЧАЛЬНАЯ СТАДИЯ.
Когда темнота стала рассеиваться, я увидел "кино". Стоял я посреди комнаты в старорусском, по-моему, допетровском стиле перед рослой миловидной женщиной лет 30-ти. Через небольшие разноцветные окна свет проникал слабо, и создавалось ощущение ранних сумерек. Кругом стен обитых материей с золотыми узорами стояли так же нарядно украшенные лавки. В углу зеленела разводами под мрамор печь. У ног стоявшей передо мной "боярыни" пристроился "лилипут-горбун". Изображение было настолько ярким и объемным, что я поначалу даже попытался зажмуриться. Не получилось. Глаза отказывались мне повиноваться.
— Надлежит тебе, Петруша, слушаться впредь дьяка Никиту и учить писание, да и жития угодников святых с прилежанием.
— Хорошо матушка. — "Это сказал я?"
"Кто ты? Бес?" — вопрос возник в голове сам. "Здравствуй шизофрения. Это я уже сам себе вопросы задаю". "Аз не сихврения есмь. Аз есмь царь!" "Ну, привет, царь". Чувствую смятение. Не могу понять толи оно мое, толи того, кто во мне (или это я в нем). "Пошто ричешь привет. Что сие значит?". Окружающие, похоже, никак не отреагировали на мой диалог с самим собой. "Ну что ж поговорим с собой, благо вроде это не слышно окружающим". "Странные словеси ты молвишь, бес!".
— Сын мой, Петруша, слышишь ли ты меня? — Женщина поднялась. — Никита, Борис, несите его в покои! Иль не видите дурно государю!
Картинка перед глазами покачнулась. Стал виден расписной потолок, а спиной я ощутил, как чьи-то руки подхватывают меня и несут. Мой внутренний визави вроде как отключился. Во всяком случае, я не слышал его вопросов. Внешняя картинка помутнела и опять пришла темнота.
Когда очнулся — я лежал на чем-то мягком, похоже на кровати. Надо мной склонился бородач с умными глазами.
— Государь! Пётр Алексеевич? Слышишь ли меня? Это я Никита. Учитель твой.
