Люда разбудила ее рано утром сообщением: «Прошло два дня, а Гончаров до сих пор не хочет говорить правду. По возможности не выходите из дома». Из компании никто не позвонил. Вчера Элла потребовала, чтобы ей звонили, как только будут новости. Значит, поиски стоят на прежнем месте.
Позавтракав, она провела несколько часов в кабинете Лизы, который даже в собственных мыслях не могла назвать своим. Включила компьютер, не нашла ни одного файла, выключила. Выдвинула и задвинула ящики стола, провела ладонью по полке с книгами, подошла к окну. Повсюду кристальная чистота, как будто кто-то очень долго и тщательно искал здесь что-то, а потом старательно прибрался. Интересно, почему бывшая домработница уволена? Оля, которая по требованию Эллы, теперь поселилась в доме в отдельной комнате на первом этаже, никогда не встречалась с бывшими владельцами дома и говорила с заметным западным акцентом. Женщина утверждала, что только-только перебралась в столицу.
Новое сообщение. Снова от Люды.
«Марк только что заявил, что выдаст все свои секреты, если вы придете его навестить. Это полное безумие. Он блефует. Я передала ему ваш отказ».
«Я согласна».
Люда позвонила:
— Он играет с нами в игры! — тут же воскликнула она с жаром. — Вы поверили, что он сдуется? Это жалкий розыгрыш.
— Стоит попробовать. К тому же, под присмотром вооруженных ребят вряд ли Марк взбрыкнет.
— Я отвезу вас.
— Через полчаса.
Уже подъезжая к участку, Элла ощутимо занервничала. Сможет ли она снова увидеть Марка? О чем он хочет с ней поговорить? Напомнить, как повеселился, используя ее ради денежек? Она едва сдерживала себя, чтобы не выпрыгнуть прямо на ходу и не ворваться внутрь с тем, чтобы растоптать его наглую физиономию!
Пришлось сдержать свои порывы разделаться с негодяем сию же секунду и вести себя в соответствии с положением, улыбнуться очередному репортеру с камерой, который караулил в кустах неподалеку, и спокойным шагом пройти следом за старшим офицером.
Офицер остался стоять под дверью, Люда крутилась рядом, сосредоточенно разглядывая свой мобильный телефон.
Элла не ожидала, что, увидев Марка, заросшего щетиной, в наручниках и той самой одежде, в которой он был в последний вечер в доме у реки, испытает нечто вроде сочувствия. Нет, разумеется, никакой жалости! Да, и разве не видно какой он гордый и бесстрашный, несмотря на то что оказался в наручниках? Она собиралась ясно дать понять: он исчерпал ее запас наивности. И все равно было трудно оказаться с ним рядом и смущаться, гадая, помнит ли он, как она утонула в его объятиях, как молилась, сама не осознавая, то ли о том, чтобы он прекратил, а то ли для того, чтобы не останавливался.
