— Ладно-ладно, разберёмся, — сдалась Ада. — Только, пожалуйста, не вздумай похрюкивать.
Она подошла к перилам, встала рядом с поэтом и вежливо кашлянула:
— Кхе-кхе!
Тот разогнулся, представ в полный рост, — а он у него немаленький — и посмотрел на Аду смущённым взглядом.
— Прелестно! Вы пишите стихи? — полюбопытствовала она.
— О да, каждую минуту, но сегодня… нет вдохновения, — печально сказал поэт. — Так хочется написать что-то необыкновенно прекрасное, чтобы все ахнули от восхищения.
— Похвальное желание, — согласно закивала головой Ада. — Я вчера была в гостях у соседки, мы пили чай с такими вкусными конфетами, вашими, кстати, что я всё время ахала от восхищения. Вы просто волшебник!
— Да что конфеты! — отмахнулся он от такой лестной похвалы. — Что в них такого? Кто обо мне вспомнит через сто лет? А вот стихи — совсем другое дело.
Поэт так горестно вздохнул, что Ада поняла: словами ему не поможешь, нужно срочно что-то придумать. Человеку нужна хорошая встряска, а там видно будет.
— Да, тяжёлый случай, — сочувственно сказала она. Потом задумалась ненадолго, свесилась через перила и забормотала:
— Плывут лепестки, словно тени цветов… тени цветов лепестками плывут… неплохо, но как-то скучновато. Эврика! — воскликнула она, выпрямившись. — Вам нужно воспарить и увидеть мир с высоты. Да-да, и не смотрите так удивлённо. Вот вам мой зонтик!
Ада раскрыла зонт и протянула поэту. Тот вовсе не хотел воспарять и отдёрнул руку.
— Ну, знаете ли, нельзя быть таким нерешительным, если вы в душе поэт, смелее! Я ведь могу и передумать! — почти рассердилась Ада.
Поколебавшись немного, он всё же схватил зонт. Тут же сверху на купол шустро юркнула шляпка. Зонт устремился ввысь.
— Держитесь крепче! Вы увидите много удивительного! — крикнула Ада. Она достала из сумочки (кстати, всё время забываю написать, что вышитая бисером сумочка всегда висит у неё через плечо, и что только Ада из неё не достаёт!) маленький бинокль, оперлась одной рукой на перила и, как в театре, стала наблюдать за небом.
Зонт уплывал вверх, а земля для поэта неслась вниз, и всё уменьшалось в размере. Стали маленькими люди, спешившие по улицам, дома и деревья казались ему нарисованными. Речка голубой змеёй вилась мимо зелёного бархата леса, изумрудного одеяла полей и игрушечных ферм. У поэта от восторга глаза стали как плошки! Он так хотел всё рассмотреть, что вертел головой во все стороны. Забывшись, поэт хотел отпустить ручку зонта и мог полететь вниз и разбиться, но не тут-то было: рука его, словно приклеенная, не разжалась. А зонт всё поднимался и поднимался. Ада увидела, что поэт стал ёжиться от холода.
