В этот момент ударил Никита.
Словно острой иглой ткнули мне в спину. Здоровенной толстой иглой куда-то в середину позвоночника.
Я выгнулся, захрипел, повалился на землю кулем. Дикая боль пронзила тело, от спины разбежалась по всему телу ручейками ядовитой кислоты, выжигающей изнутри.
Катаясь по снегу, я кричал, матерился, выл раненным хищником, бессильно пытаясь сломать невидимое острие, которое Никита медленно всаживал в меня.
Никита приближался ко мне, чавкая своими военными ботинками по грязи.
Я лежал навзничь на снегу, обессиленный, измученный. Даже пальцами пошевелить не мог. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови.
Никита остановился надо мной. Посмотрел сверху вниз с любопытством.
Я прищурился, пытаясь побороть раздирающую меня боль. Пытаясь собрать вихри черной силы, облака черной мошкары.
Бесполезно. Ничего не получилось.
— Больно? — поинтересовался Никита. — Даже хорошо, что ты этих двоих уделал. Теперь Контора за них впишется, точно начнется бойня. Все по плану. Отлично все получилось, вот будет дов…
Раздался резкий хлопок.
Куртка на груди у Никиты вспучилась ярким красным цветком. Мне в лицо ударило горячими липкими брызгами.
Никита покачнулся, с недоумением посмотрел на свою грудь. Медленно повел подбородком.
— Т-ты?! — изумленно просипел он, увидев кого-то.
Раздался еще один хлопок. Никита повалился навзничь.
Я потерял его из поля зрения. Одурел от боли, ничего не видел и не слышал.
Повернув голову, я смотрел в синее зимнее небо, укутанное тучами. Еще были видны верхушки деревьев. На бурую листву, еще не успевшую опасть, нежно ложились снежинки. Вот это, пронеслось в голове, последнее, что я вижу. Тоскливо…
Надо мной появилось расплывающееся лицо Иштвана.
Он что-то говорил мне, широко раскрывая рот и играя черными бровями, но я не слышал. Смотрел за крохотные снежинки, падающие на его седую голову.
Ну вот, подумал я, и он здесь. Значит, наша взяла.
— Ло… за… — прохрипел я, сам себя не слыша.
Что-то горячее, липкое и соленое пузырилось на губах, мешая говорить. Ах да, моя кровь.
Он понял, закивал, показал мне зеленый прутик, сжатый в его кулаке, стал говорить что-то, видимо успокаивающее, но я его не слышал.
Мутный туман обволакивал мое сознание. Было уже почти совсем не больно. Наверное, так это и происходит. Перестаешь чувствовать боль и все. Просто перестаешь быть.
— Ну, тише-тише, — донесся откуда-то издалека, из-за тумана, голос Иштвана. — Все будет хорошо. Главное не двигайся, Денис. Все будет в порядке…
