Но забываться от счастья она не собиралась. Все эти радости были преходящими. Нужно было помнить о главном. А главным сейчас был Фахир. В данный момент ее очень интересовало воздействие на Фахира утренней встречи. На Нуран она смогла бросить взгляд лишь на мгновение, но за это мгновение успела позавидовать ей, хотя сама вела жизнь опытной любовницы. Нуран была прекраснее ее какой-то своей глубинной красотой. В то же время Эмме совершенно не было до нее дела, у них ведь не было ничего общего. А вот дочери ее она испугалась.
— Ты знаешь, Фахир, ты сегодня очень плохо обошелся с Фатьмой!
Голос Фахира прозвучал гулко, будто чужой:
— Я знаю… — «Уже в третий раз! Опять она!..»
Странно, он чувствовал себя несчастным. Он никогда не видел Нуран такой красивой. Это была не та Нуран, которую он видел в глубокой тоске в дни развода, и не его невеста, образ которой десятилетней давности маячил тусклым призраком. Это была совершенно иная, совершенно незнакомая, чужая ему женщина. Женщина, которую раньше он не замечал, хотя десять лет прожил рядом с ней. «Я так растерялся… Даже толком не поговорил с Фатьмой… Обошелся с ней будто с чужим ребенком». Но из-за этого ли на самом деле он так холодно отнесся к дочери, или все же потому, что Эмма была рядом, а он постеснялся обидеть ее? «Я такой слабый, что способен на любую низость…»
Он поднял голову. И встретился с Эммиными глазами, которые, казалось, читали как раскрытую книгу все, что происходило у него на душе. Женщина сказала:
— Знаешь, Фахир, если хочешь, помирись с ними. Я ведь никогда не хотела разлучить тебя с дочерью…
При этих словах Эмма отложила вилку в сторону, словно рабочий, который объявляет забастовку во время работы, явно чтобы показать серьезность своего предложения. Лицо ее выражало полное самоотречение, уважение к человеческим чувствам. Выражение ее лица, лица человека, который всю свою жизнь привык жалеть только самого себя, изменилось, сейчас в нем читалось большое смятение.
Эмма никогда ни о чем не просила. Она только брала. Опыт женщины, всю жизнь проведшей в любовницах, строго-настрого запрещал ей о чем-либо просить. «Бери, лови, хватай, связывай с четырех сторон, не давай дышать! Но никогда ни о чем не проси». Это было самым главным ее правилом. «Начинай с дружбы! Всегда проявляй понимание и терпение! Пусть мужчины чувствуют, что ты их понимаешь… А потом бери их под крыло, не давай дышать… Но просить — не проси никогда». Шведский богач уже постепенно начал ощущать на своей шкуре это понимание, эту сознательную нежность, эту «самоотверженную» дружбу.
