многие захотели покинуть её уже любой ценой. Но челноки были бесполезны…
— А зачем вообще было менять орбиту? — вновь подал голос Скворешня. — Не легче ли было, ещё тогда, 8-ого марта, просто заблокировать доступ на эвакуационные палубы?
— Нет, — отрицательно покачала головой Симонова, по-прежнему сверля невидящим взглядом серую переборку на противоположной стороне коридора. — Тогда паника поднялась бы гораздо раньше, а так нам удавалось держать ситуации под контролем ещё почти месяц, потому что многие не понимали, что означает для них подобная смена орбиты. А производственных необходимостей для подобного маневра могло быть сотни…
— И что было дальше? — окликнул вновь погрузившуюся в молчание учёную Булавин.
— Что? Ах, да… — дернув головой, спохватилась Симонова. — Да… Мы скрывали информацию, как только могли, но слухи, один страшнее другого, продолжали наполнять станцию. И некоторые люди захотели покинуть её, вплоть до того, что были готовы уволиться с высоко оплачиваемых должностей, но, поняв, что это невозможно, начинали сеять на борту панику. Кто-то ещё верил в состряпанные руководством объяснения и призывы к спокойствию. Те люди, пусть и с опаской, но продолжали свою работу. А некоторые, доведенные до крайней степени отчаяния, просто перестали являться на службу. Они заперлись в своих каютах и, объявив нам бойкот, говорили, что не выйдут оттуда до тех пор, пока руководство не предоставит им челнок, способный вернуть их на Землю. Ситуацию усугубили ещё два найденных на той же неделе трупа, кажется, 24-ого и 26-ого марта. И к 28-ому ситуация окончательно вышла из-под контроля. Но, примерно тогда же мне удалось понять, что повлияло на причину психического расстройства Рона, и я, наконец, закончила сыворотку. Вот она, — женщина постучала себя по нагрудному карману спецкомбинезона. — Если вколоть её Рону, она обратит вспять некоторые негативные процессы в его мозгу, и мы вполне можем спасти этого человека. Потому я и попросила вас не убивать его…
— Ну да, конечно! — недоверчиво фыркнул Горилыч. — Что-то мне слабо верится в ваши гуманные побуждения. Если вам плевать на жизни вообще всех людей на станции, тогда с какой стати вас так заботит жизнь одного единственного человека? Скорее уж, вы беспокоитесь о вашем драгоценном эксперименте! Если вам удастся привести Рона «в порядок», это значит безусловный и стопроцентный успех. А победителей не судят, верно? Фактически, у вас нет выбора — или вы успешно завершите эксперимент и вернетесь на Землю победителями, и тогда все эти жертвы на станции благополучно спишут в архив, или под громкий скандал сядете в тюрьму.
