— Я… Идем по курсу. Извини за задержку… — Голос его звучал слабо и издалека, но даже сквозь металлический призвук аппарата было слышно, что Пит напряжен и едва сдерживает гнев.
— Я сижу здесь уже много часов! — Несмотря на облегчение, в моем голосе тоже прорывались гневные нотки, но я сразу же устыдился их. — В чем дело, Пит?
— Кое-что произошло… Какой-то странный шутник узнал, что за груз у нас на борту… А может быть, мы ему просто не понравились… Вот он и подложил под рацию взрывчатку. К счастью, у Берри целый ящик запасных деталей. Он только сейчас все наладил…
Лицо у меня было мокрым от пота, руки дрожали. Дрожал и мой голос, когда я снова заговорил:
— Значит, кто-то подложил бомбу? Кто-то пытался взорвать самолет?
— Вот именно.
— Кто-нибудь… Кто-нибудь пострадал? — Я со страхом ждал ответа.
— Успокойся, брат, только рация.
— Слава Богу! Будем надеяться, что на этом все кончится.
— Не беспокойся. Кроме того, у нас теперь есть сторожевой пес: уже полчаса, как нас сопровождает американский военный самолет. Должно быть, из Баракквилла радировали, чтобы нам дали охрану. — Питер сухо рассмеялся. — В конце концов, американцы заинтересованы в грузе, что у нас на борту…
— Что за самолет? — Я был озадачен. Нужно быть превосходным пилотом, чтобы без всяких указаний по радио найти над Мексиканским заливом в двухстах или трехстах милях от берега летящий самолет. — Вас об этом предупредили?
— Нет, но не беспокойся. Вполне нормальный самолет. Все в порядке — мы только что с ним переговорили. Там знают все и о нас, и о нашем грузе. Старый мустанг, оборудованный для дальних полетов. Не хуже реактивного.
— Понятно! Ваш курс?
— 040.
— Положение?
Он что-то ответил, но я не разобрал, усилились помехи.
— Повтори, пожалуйста!
— Берри как раз определяет местоположение. Он был слишком занят починкой рации и перестал следить. — Пауза. — Он просит две минуты.
— Дай мне Элизабет.
— Пожалуйста.
Снова пауза, затем — голос, который был для меня дороже всего на свете:
— Хелло, родной мой! Прости, что напугали тебя! — Это был голос Элизабет, и слова, которые она сказала, были как раз типичны для нее: она, видите ли, просит прощения за то, что напугали меня, а о себе ни слова.
— С тобой все в порядке? Я хочу сказать, ты уверена, что ты…
— Конечно. — Голос ее тоже звучал слабо, издалека, но, будь она даже за десять тысяч миль от меня, я бы все равно почувствовал, что в нем искрится мужество и радость. — И мы уже почти долетели. Я уже вижу огни на берегу…
