На самом деле, мы это еще не решили. Филдингу нравилось название «Хорошие деньги». Мне — «Плохие деньги». Филдинг предложил назвать «Хорошие деньги» для американского проката, а «Плохие деньги» для европейского, но я в этом выгоды не видел.
— Хорошо, — произнесла Кадута. — А скажите мне, Джон. Эта Тереза… Сколько ей лет?
— Ну… за тридцать, — осторожно сказал я. На самом деле, тридцать девять.
— Прошу прощения, но, если правильно понимаю, у нее двадцатилетний сын.
— Да, действительно. Значит, немного постарше.
— Мне вот, — проговорила Кадута, — сорок один.
— Серьезно? — отозвался я. — В самый раз.
— Так скажите, пожалуйста. Почему женщина в таком возрасте станет срывать с себя одежду и все время требовать секса?
На коленях у меня стояла чашка кофе с блюдцем, и я все никак не мог продышаться в атмосфере неаполитанского, как я думал, зноя. Квартира кишмя кишела детьми — младенцы в пеленках, карапузы на четвереньках, неугомонные сорванцы, угловатые подростки. Плюс, по меньшей мере, трое типичных отцов семейства, в комбинезонах с жилетками, горбились за кухонной дверью над винными бутылками без этикеток и макаронами в кровавом соусе, источающими пар. Даже нашлось место — у выхода, на стульях с высокими спинками — для пары бабушек с ног до головы в черном. Однако ни одной матери семейства не видать. В остальном же, такое впечатление, что вся компания — прямым ходом с Эллис-Айленда… Кадута явно играла роль царицы улья, эдакой пчелиной матки. Она то и дело властно хлопала в ладоши и разражалась тирадами на итальянском. Как магазинный Санта-Клаус, она по очереди сажала детей к себе на колени; дети отсиживали положенное и уступали место следующему. То и дело в гостиную заходил вразвалочку кто-нибудь из папаш и обращался к Кадуте — почтительно, но в то же время с некой наигранной веселостью. Бабушки, сверкая единственным зубом, бормотали под нос, мелко трясли головой и крестились. Часто Кадута и ко мне обращалась по-итальянски, что никак не способствовало прояснению ситуации.
Я прочистил горло.
— Прошу прощения, Кадута, но в чем все-таки дело?
— Мистер Гайленд… он сказал, что в фильме будет несколько откровенных постельных сцен.
— С вами?
Она вздернула подбородок и кивнула.
— Какие еще постельные сцены, что за бред. Никаких постельных сцен не планировалось.
— Лорн Гайленд сказал, что мистер Гудни обещал ему три длинных любовных сцены, полная обнаженка.
— Господи помилуй, да сколько Гайленду лет? Что это ему взбрело обнажаться?
