И вот я двигаюсь домой на исходе скомканного дня, лавирую в толпе братьев и сестер, то встречаясь, то не встречаясь с ними взглядами, и мне даже почти приятно осознавать, что подозрения подтвердились, что теперь все официально.
— Шах, — сказал я.
Селина возмущенно посмотрела на меня. Ее глаза, мечущие молнии, вернулись к доске. Она фыркнула и наобум двинула своего чернопольного слона.
— Шах, — повторил я.
— Ну и что?
— Это значит, что я угрожаю твоему королю. Могу его съесть.
— Ну и на здоровье. Подумаешь, напугал.
— Ты не понимаешь. Весь смысл же…
— Я пошла в ванну. Терпеть не могу шахматы. Куда двинем? Только не в индийский и не в китайский. И не в греческий. «Крейцер».
— Как скажешь. — Я вернул в исходное положение тяжелые фигуры.
— На голове у тебя просто кошмар. Дал бы мне подстричь.
— Я в курсе.
Ровно сегодня я заходил в парикмахерскую — двадцать фунтов как с куста. Хренов коротышка-гомик покопался в моих лохмах и с отвращением поинтересовался, сколько мне лет. Тот же самый вопрос задавал Роджер Фрифт. Это все сердце. Мотор барахлит, старый, тик-так, сбивается с ритма.
Я зашел в спальню и порылся в комоде, в ящике с нижним бельем Селины, рассчитывая удивить ее результатами раскопок, когда выйдет из ванной. Оба-на, что-то новенькое. И это… Тронув на пробу пальцами новенький лиф, я ощутил в области шва что-то твердое. Что бы это могло быть? Китовый ус? Нет — свернутые трубочкой потертые десятки… двести фунтов! Что она, совсем соображение потеряла — устраивать тайник в ящике с нижним бельем? Прекрасно же знает, что я все время там копаюсь.
Она вышла из ванной, опоясанная полотенчиком для рук. Я ткнул пальцем. Она и бровью не повела — ну, почти — при виде кучи денег, небрежно раскиданных с ее стороны кровати.
— Откуда это у тебя?
— Выиграла!
— Во что?
— В рулетку!
— А кто-то говорил, что без гроша в кармане…
— Это была моя последняя пятерка! Я поставила на номер, когда уже уходила!
— Это тридцать к одному, а откуда еще пятьдесят?
— Чаевые!
— Ты же говорила, что работаешь там, верно?
— Верно!
— И кем?
— Крупье!
Я помедлил, изображая свирепый оскал. Раньше Селина работала крупье, что правда, то правда. В «Цимбелине» нанимают вертихвосток патрулировать зал — это тоже правда. В мини-юбках и полупрозрачных блузках. Можно подумать, они просто заглянули перекурить, но на самом деле при исполнении, и заходить с лохами дальше определенной черты им строго-настрого воспрещено — как я выяснил однажды вечером, нет, ночью, когда цыпочка, с которой я тогда был, уже залегла на боковую.
