— Просто так, ниоткуда отвага не берется. В значительной степени она зависит от обстоятельств, может быть, и от чего-то еще.
— Возможно. Только подобная теория мне не нравится. Непредсказуемость, обстоятельства… Веет какой-то безысходностью. На самостийность не выдается ни единого шанса. Судьба и предопределение диктуют все, человек — ничего. В это я, пардон, не верю.
— Но тот человек, что выступал по радио…
— Размазня! — я фыркнул. — Некоторые вещи человек просто обязан делать сам. Без помощников! Если он не знает как их делать, он — осел, если не находит в себе сил, — тряпка.
— Ну а ты сам, конечно, не осел и не тряпка?
— Это уж другим решать. Но я по крайней мере волосы на голове не рву и слезами не захлебываюсь.
— Вот как? И что же ты делаешь?
— Живу. Просто живу. Это уже не мало.
— С какой стороны взглянуть, Сережа! Гномы — они ведь так и рассуждают. От нас, дескать, в этом мире ничего не зависит, а потому нечего и нервничать. У великанов, так сказать, своя свадьба. Произойдет что-нибудь интересное, примем участие, а нет, — будем ждать дальше.
— Правильно! Без стонов и прочих эксцессов. Старый добрый консерватизм.
— А может быть, не консерватизм? Может, ты тоже застрял на том самом пороге?
Я порывисто поднялся. Сунув руки в карманы, нервным шагом принялся мерить комнату.
— Слушай, Виктор, чего ты от меня хочешь? Студенческих диспутов? Так это уже в прошлом. Можно сказать, язык смозолен. А насчет того, чтобы завтра я отправился с тобой к Дворцовой площади, так этого не будет. Я уже объяснил: в подобные игры я не играю. Террористы, поджигатели, революционеры… Самое распаскудное племя, если хочешь знать! Так что записывать меня в волонтеры — предприятие абсолютно безнадежное.
Развернув голову, Виктор следил за моими маневрами.
— Сделай милость, остановись и присядь. Так мне будет проще с тобой разговаривать.
— О чем, Виктор? О мужественном и единственно-верном решении вашей организации? О высоких целях, во имя которых вы готовы сложить головы на плахе? О том, что ни один из вас не может видеть, как страдает и плачет наш разнесчастный…
— Угомонись, Сергей. Мы явно недопонимаем друг друга. О ком ты толкуешь? При чем здесь какая-то организация?
— А при том, что перевороты не совершаются в одиночку.
— Верно. Поэтому я и пришел к тебе. Нас будет двое.
Я снова фыркнул.
— Ты принимаешь меня за чокнутого?
Виктор со вздохом поглядел на свои руки. Рассеянно принялся растирать кисти.
— Да-а… Разговорчик не из легких.
