Не доверять Ревякину не было оснований, и меня охватила тревога за судьбу Рокоссовского и Лобачева. Я терялся в догадках относительно их местопребывания и решил пока дальше не ехать, а заняться организацией противотанковой обороны Солнечногорска. По моему мнению, это было в интересах нашей армии, которая действовала в той же полосе. Не теряя дорогого времени, срочно созвал командиров артиллерийских полков, поставил им боевые задачи. Сроки установил жесткие: не более двух часов на рекогносцировку, развертывание и приведение полков в полную боевую готовность на новых рубежах.
За эти два часа я решил получше разобраться в обстановке. В городе оказалось много госпиталей, переполненных ранеными. Какие-то старшие санитарные начальники стремились быстрее эвакуировать их поглубже в тыл
По улицам сплошным потоком двигались машины, военные повозки и крестьянские телеги, переполненные ранеными. Сплошного фронта севернее и западнее Солнечногорска не было. Мы не слышали ни одного выстрела. Ревякин считал, что противник находится в 20–30 километрах и сможет подойти к городу не ранее, чем завтра утром.
Тем временем сопровождавший меня офицер штаба артиллерии армии майор Виленский занялся хозяйственными делами. Кстати, я обратил внимание на то, что С. Ф. Немиров в книгах о войне действующие лица почти никогда не едят, и иной раз складывается впечатление, что они вообще живут «святым духом». А ведь мы существа земные, и ничто земное нам не чуждо. И на войне нужно питаться. Но у офицеров и генералов, выполнявших оперативные задания, регулярность питания, конечно, часто нарушалась.
Так получилось и с нами в Солнечногорске. Последний раз я, Виленский и шофер Курбатов ели накануне вечером. Виленский почувствовал голод и шепнул командиру 289-го полка Ефременко, что мы со вчерашнего дня ничего не ели. Этого было достаточно, чтобы хлебосольный хозяин начал действовать. Было немногим больше 12 часов, когда он явился ко мне и предложил позавтракать в тылах полка, разместившихся в небольшой деревеньке в двух километрах от города. Там нас пригласили в чистенькую хатку, и мы, не раздеваясь, уселись за стол. Нас оказалось четверо: я с Виленским, Ефременко и комиссар полка С. Ф. Немиров.
Подъехать к домику было трудно, и шофер Курбатов отказался оставить машину без присмотра на дороге. Ему принесли поесть в машину.
Завтрак продолжался не более 20–30 минут. Я уже подумал, что успею Побриться. В последние три дня на эту процедуру не хватало времени, и я изрядно зарос жесткой щетиной. Но побриться не удалось. Где-то недалеко послышался треск автоматных очередей и ружейных выстрелов. Немиров, ближе всех сидевший к выходу, выскочил на крыльцо, но почти сразу же вбежал обратно. На его лице застыло выражение не то тревоги, не то удивления, а может быть, и того и другого. Он прокричал неестественно громко, словно все мы были глухие:
