Надо сказать, что Рябичкин сам сделал набор инструментов для снятия отпечатков пальцев и держал его на работе для таких вот случаев. Фотографу из Уездного управления оставалось только сделать их снимки.
Через пятнадцать минут урядник и детектив-телеграфист шагали вдоль Гиреевского проспекта по направлению к Торлецкой дубраве.
Алексей прижился в Канцелярии пристава, и, в последнее время, там его можно было встретить чаще, чем на телеграфе. Старший телеграфист был не очень этим доволен, но отказать в просьбе Штольцену не мог. Вот и разрывался Алексей между двумя работами. Народная молва в посёлке отреагировала мгновенно, и пошли разговоры о новом «сыскном агентстве». Интерес жителей к полиции всегда оставался неизменен. Загородная жизнь тиха и размерена, а если что и случалось, то без полиции не обойтись.
Любимым местом для обмена новостями и мнениями являлся ресторан на Гиреевском проспекте, где праздная публика весело проводила время. Это был большой дом, первый этаж которого, практически полностью, занимали два одинаковых больших зала, заставленные деревянными столами и стульями. На втором этаже находились отдельные кабинеты для желающих уединиться. Во всех помещениях было чистенько, столы застелены скатертями, сделанными из той же материи, что и занавески на окнах. Атмосфера располагала к приятному времяпрепровождению, и народу в заведении всегда хватало. Разных общественных сословий и разного достатка.
Здесь можно было услышать и увидеть примерно такой разговор…
— Я вам говорю, Штольцен у них голова, — громким шёпотом сообщал толстый господин в полосатой жилетке, из кармана которой торчала золотая цепочка от часов. — Телеграфист — руки, а урядник — ноги.
— Что же это вы их прямо на части расчленили? — ответствовал другой, сухощавый, в плотно застёгнутом мундире и с моноклем на правом глазу. — Если пользоваться вашей терминологией, я бы сказал по-другому: Штольцен — это сердце, телеграфист — голова, а Купавин — и руки, и ноги.
— Будет вам, ей Богу. Какая разница: кто на что похож. Главное, что у них ловко получается, — третий собеседник носил большую окладистую бороду, расчёсанную на две стороны, которой в данный момент и возил в салате «Оливье», так как нагнулся низко над столом.
Да, дорогой читатель, в том самом знаменитом на всю Москву салате «Оливье». Хотя, конечно, не совсем в том. Настоящий салат «Оливье» делался только в одном месте: в популярном трактире «Эрмитаж» на Трубной площади и нигде более. Всё остальное — попытки подделать оригинал. И попытки неудачные.
