Решив не спать, он зажег лампу. Переуложил чемодан. Читал взятые в дорогу книги, и часы несли его.
Едва миновала половина четвертого. Клэй знал, что Кэри скоро выйдет.
Он поднялся, сунул книги обратно в сумку, взял в руку зажигалку. В коридоре он вновь почувствовал буквы, неглубоко врезанные в металл.
Бесшумно отворил дверь.
Остановился на крыльце у перил.
Эпохи назад мы здесь стояли с ним. Ультиматум у порога.
Вскоре появилась Кэри Новак, с рюкзаком за плечами и горным великом у бедра.
Сначала он увидел колесо: спицы.
Потом девушку.
Волосы распущены, шаг поспешен.
Джинсы. Всегдашняя фланелевая рубаха.
Первым делом взгляд ее устремился на противоположную сторону улицы; увидев Клэя, она опустила велик на землю. Тот остался лежать, опираясь на педаль, заднее колесо стрекотало, а девочка не спеша пошла через дорогу. Остановилась точно посреди улицы.
– Эй, – окликнула она. – Понравилось?
Она говорила вполголоса, но слова прозвучали как крик. Своего рода счастливый вызов.
Неподвижность предрассветной Арчер-стрит.
Что до Клэя, то он много чего хотел сказать, сообщить, чтобы она знала, но выговорил только одно слово:
– Матадор.
Даже с этого расстояния ему были видны ее не вполне белые и не вполне ровные зубы, когда улыбка Кэри распахнула улицу; наконец она вскинула руку, и ее лицо показалось ему чем-то незнакомым – растерянным, не находящим слов.
Она ушла, но все шла и смотрела на него, затем оглянулась еще на миг.
Счастливо, Клэй.
И лишь когда в его мыслях она уже далеко ушла по Посейдон-роуд, он вновь посмотрел в ладонь, где темнела зажигалка. Не спеша поднял крышку, и тотчас выскочил язычок пламени.
Вот так и было.
В темноте он подошел к каждому из нас: от меня, вытянувшегося на кровати, до Генри, ухмылявшегося во сне, до Томми и несуразного Рори. Как добрый (по отношению к ним обоим) жест на прощание, он снял с груди Рори Гектора и повесил себе через плечо, будто добавочную поклажу. На крыльце он спустил кота вниз; серый мурчал, но и он знал, что Клэй уезжает.
Ну?
Сначала город, потом мул, а теперь кот – только они и говорили.
А может, и нет.
– Пока, Гектор.
Но он еще не уходил, еще медлил.
Нет, еще долго – по меньшей мере, несколько минут – он ждал, пока на улицу придет рассвет, и, когда рассвет наступил, он был золотым и великолепным. Он карабкался по крышам Арчер-стрит, и с ним поднимался прилив, который нес в себе все.
Вон там – Девочка-сбивашка и далекая статуя Сталина.
И девочка-Деньрожденница, катящая пианино.
