В тот же день он попросил тюремные власти избавить его от посещений столовой, а еду ему приносить непосредственно в камеру. Привилегии такого рода, как правило, не допускались, но ввиду особого положения диктатора, а равно того обстоятельства, что именно он как-никак являлся основателем тюрьмы, власти пошли ему на уступку.
На его решение повлияла также неприятная сцена, имевшая место накануне вечером. Под самый занавес ужина, когда насмотревшихся на вакханалию малышей уже выводили в коридор, в столовой, по недосмотру учителя, задержалась маленькая пионерка. Это была совсем еще кроха с тугой золотистой косичкой и пятнышком шоколада на слегка опушенной персиковой щеке, юная строительница коммунизма, с уже присущей этому племени недетской серьезностью в глазах. Поколебавшись, пионерка подошла к Авельянеде, дернула его за рукав и громко спросила, старательно и забавно растягивая слова:
– А вы плавда убивали лабочих и клестьян?
Буря в столовой мгновенно утихла. Щуплый охранник, привалившийся задом на край свободного стола, перестал ухмыляться, головы стариков, скрипнув шейными позвонками, почти синхронно поворотились на пионерку. В двери показалась испуганная голова учителя.
Авельянеда посмотрел на девочку с нежной грустью, коснулся кончиками пальцев золотого дыма на ее голове и, помедлив, ответил:
– Правда.
Глаза девочки вспыхнули комичным и оттого особенно выразительным гневом.
– Плохой дедушка! – топнув ножкой, крикнула она и бросилась догонять своих – слетевший на землю мстительный херувим, способный уязвить сильнее, чем вся вместе взятая фалангистская пропаганда.
Поступок пионерки привел столовую в бешенство. Старики закаркали, заголосили, как стая рассерженных ворон, затрясли на девочку немощными кулаками.
– Вы не смеете! Не смеете водить сюда этих кухаркиных детей! – оскалив янтарные зубы, кричал на охрану отставной министр образования, и налитая густой апоплексической кровью змеевидная жилка на его виске пульсировала от ярости.
Сидевший у самого входа рыжеусый барон попытался подставить девочке ножку, но та ловко перепрыгнула преграду и скрылась в дверях.
– Не волнуйтесь, генерал! – сосед Авельянеды по столику, Франсиско Сарабия, накрыл его руку своей и ободряюще улыбнулся. – Они не имеют на это ни малейшего права!
Но Авельянеда не волновался. Провожая пионерку глазами, он подумал о том, что созрел для Пласа-Майор и что, в какую бы форму ни облеклось затеянное фалангистами аутодафе, примет его спокойно, потому что никакая пуля или петля не способны разлучить с жизнью того, кого сама она – и притом многократно – успела признать мертвецом.
