Йора дрожала, так что пиво плескалось мимо кубков и проливалось кому-то на колени, но фьялли только смеялись, довольные, что этой суровой зимней ночью у них есть крыша над головой, огонь в очаге и мясо на вертеле. Во время недавней бури они порядком натерпелись и теперь были рады возможности согреться и отдохнуть. Над костром во дворе жарился бычок, предназначенный для йоля, а здесь, в гриднице, над очагами крутился на вертелах разрубленный на несколько частей баран. Оголодавшие фьялли едва могли дождаться, пока мясо поджарится, в нетерпении обрезали верхние зарумянившиеся куски и жадно глотали, обжигаясь и запивая хозяйским пивом.
– Отдай, Одо, уже один выжрал! – Русобородый Халльмунд выхватил у кого-то из рук золоченый хозяйский кубок и протянул его Йоре. – Налей еще и отнеси конунгу.
Йора налила, надеясь, что отнесет он все-таки сам, но Халльмунд выхватил у нее из рук ковшик и всунул взамен полный кубок.
– А ну дай девушке пройти! – заорал он на своих людей, тесно сидящих на полу. – Расселись, как вши на… хм, извини, йомфру.
Сжимая кубок дрожащими руками, Йора пошла по образовавшемуся проходу, невольно задевая сидящих. Чьи-то руки тянулись поймать ее за подол, но она старалась их не замечать; голова кружилась от испуга и потрясения, ей не верилось, что это и есть ее родной дом, и все происходящее казалось дурным сном. И она уже очень устала от этого сна.
Впереди слышался низкий звучный голос, уверенно перекрывающий все прочие голоса; конунг фьяллей весело обсуждал с товарищами какой-то случай в море во время бури. Неведомый доморощенный скальд уже пытался складывать стих про то, как «все сто шестнадцать воду черпали», товарищи полупьяным смехом встречали эти неуклюжие попытки – а битву за Камберг они словно и не считали чем-то особенным. На другом конце стола трое уже пели, обняв друг друга за плечи и раскачиваясь:
Славна ярлова дружина:
В поле доблестна, а после
Медовуху хлещет лихо,
Насмехаясь над врагами!
И сам их конунг смеялся громче всех. Речь его была обильно пересыпана такими словами, каких Сигмунд хёвдинг никогда не произносил за столом и другим не позволял; Йора краснела от унижения и обиды за себя и свой родной дом. Рамвальд конунг, посещавший Камберг прошлой зимой, вел себя и держался совсем иначе! А это не конунг, это горный тролль какой-то!
Она не смела поднять глаз на Торварда конунга, надеясь, что он ее и не заметит. Но вот она подошла и застыла на том самом месте, где стояла по вечерам каждый день, подавая пиво отцу.
