«До завтра. Жму руку». — «Жму руку», — повторил я опять и как будто, в самом деле, пожал руку своему собеседнику.
«Что с тобой? — спросила меня Екатерина Львовна, когда я положил трубку. — Побледнел как покойник». — «Ничего, ничего, все в порядке».
Когда я поднимался наверх, меня заметно пошатывало. Тю — тю.
Иначе Дом назывался Дворцом — Дворцом Шереметева. Хотя, говорят, он не был дворцом в силу какого-то формального правила: будто бы никто из царской семьи не ночевал в этих стенах…
В этих стенах, по мнению некоторых, бродят по ночам привидения.
На самом деле я и не собирался входить в Дубовую гостиную. Я хотел подойти к Долмату Фомичу после. Потому и опоздал нарочно. Но пока они еще заседали, решил подождать, благо рядом был стул, вот я и сел.
Я тогда в лицо никого не знал из писателей. Писатели и писатели. Но некоторые были приметные. Вот идет, на клюку опираясь, — бородат, волосат, а кто — кто, кто? конь в пальто! — теперь-то я точно знаю кто: живой классик, поэт… Еще примета: встретишь — к перемене погоды…
А вот двое идут: один невысокий, в строгом костюме, при галстуке, без бороды, причесанный весь и взгляд суровый, холодный, сразу и не догадаешься, что поэт, а другой, приземистый, в свитере в сером и с бородой, а лицо доброе — доброе, догадайся, что критик… друзья!
Некая писательница остановилась: «Если вы в бильярдную, лучше зайти с той стороны». Ага, есть бильярдная. «Нет, я в Дубовую».
Она хотела сказать мне что-то про Дубовую (или про меня в свете Дубовой), но не сказала, прошла. И тогда я приоткрыл дверь.
И когда приоткрыл дверь — лишь посмотреть, там ли сидят библиофилы, — даже растерялся — от того, что был сразу ими замечен. Все повернулись в мою сторону, словно только и ждали меня, а Долмат Фомич (я его еще и распознать не успел) объявил радостно: «Вот он! Олег Николаевич! Олег Николаевич, милости просим! Вот место свободное».
Вошел. (Все на меня глядят.) Вот место свободное. Спасибо. Сел на старинный стул с резной спинкой (тут все старинное).
Один во главе стола стоит, наверное, доклад читал. Ждет. Рядом Долмат Фомич сидит и все про меня талдычит: «Это, прошу любить и жаловать, Олег Николаевич. Я рассказывал, вы знаете. Олег Николаевич…»
Я глупо головой киваю, раскланиваюсь. Мне товарищескими улыбками отвечают. «Да, да, — говорит Долмат Фомич докладчику, моложавому старичку с лицом аскета. — Извините. Мы слушаем. Потрясающе интересно».
