ещь тоже привлекательная. Во всяком случае -- столь же привлекательная, сколь и отталкивающая.
Сменив положение ног, он сменил и направление мыслей. Раздумья о проданном и утерянном времени табунком басмачей отступили вдаль, за холмы, ожидая своего часа. Удобно облокотившись о деревянную спинку, Евгений Захарович склонил голову набок. С содержимым полиэтиленового кулька девицы, судя по всему, покончили. Отгоняя сигаретками комаров, они обсуждали какую-то общую тему. Возможно, какого-нибудь очередного Аркадия, а возможно, и его самого, сидящего неподалеку. Воистину тема "сволочей-Аркадиев" неисчерпаема. По крайней мере в эмоциональном плане. И завт
ра, разумеется, будут повторены те же фразы, и те же имена в дополнении к нелестным эпитетам будут мелькать в нескончаемых монологах молодых обвинительниц.
Более всего Евгения Захаровича удивляла неиссякаемость человеческого любопытства. Однажды он вдруг открыл для себя, что таблицу умножения можно изучать вечно -- изо дня в день, на работе и дома. В сущности ответы мало кого занимали. Наверное, потому, что не приносили удовлетворения. Люди спорили и говорили об одном и том же, обсуждали вчерашнее и прошлогоднее, ругаясь до хриплого исступления, превращаясь в злейших врагов, глотая пустырник, валидол и нитроглицерин. Аналогичным образом крепли приятельские союзы. Покладистый человек обрастал собеседниками
, как мухомор пятнами. Он был всюду желаем, ему с удовольствием жали руку, встречали приветственными возгласами, а провожали с искренним сожалением. И если сегодня от него слышали "да", то завтра услышать такое же "да" хотелось во сто крат сильнее. Это превращалось в хроническое заболевание, в неутолимую страсть, схожую с наркозависимостью.
Уже не раз Евгению Захаровичу приходило на ум, что главным стимулом к возобновлению пройденных тем является тот самый нулевой результат. Именно в нем нуждались спорящие, ибо менять себя они вовсе не собирались. Редкий человек доволен своей судьбой, но редкий человек недоволен самим собой, и результат "пшика" крайне выгоден, позволяя затевать все сызнова, не истребляя детского любопытства к тайнам, которые не хочется познавать. Не доедая, люди оставались вечно голодными, и их не очень беспокоило, что голод исподволь подводит кое-кого к настоящей дистрофии
. Мир дистрофиков может и не ощущать собственной неполноценности. Здоровье, как и другие вещи, -- понятие относительное, и мир вправе считать себя здоровым, потому что заблуждение -- это тоже один из признаков здоровья.
