Он появился часа через пол, как обычно весь в белом, на белых же крыльях, со сверкающими рубиновыми глазами и в импозантной ермолке свисающей с левого ударного рога. Пока Белый Дьявол не приблизился, казалось, что он летит на небольшом дельтаплане. А когда он стал предо мной во весь свой немаленький рост, оказалось, что от него сильно разит бензином и крепким ямайским ромом. Похоже, Белый успел побывать за Барьером.
Дьявод потер свои когтистые чешуйчатые ручищи друг о друга и прохрипел с натугой:
— Хха! Здорово! В Городе снова можно нормально дышать! Сегодня с утра стояла жуткая Сушь, а сейчас… — втянул в себя пахнущий крысами и клопами одновременно воздух и удовлетворенно выдохнул, — хорошо! Хха!
Сделав пару взмахов белыми крыльями, он застыл на краю Выгребной Ямы.
— Прекрасный вид! Джозеф, Чукки! Мое почтение! Со дня пришествия Киллера I-го не было такого прекрасного вида.
— Не льсти, не люблю, — буркнул Чукки приближаясь.
— У тебя как, прошло? — спросил я Белого Дьявола.
— Да, — ответил он, улыбаясь во все свои 64 великолепных клыка, — да, да и еще раз да! Кое-где на окраинах Велосипедисты еще выжигают остатки Низшей Расы, а их в свою очередь отлавливают эти черно-красные парни, которых все отчего-то называют Лиловыми, но я не стал им мешать. Пусть.
— Пусть, — согласился Чукки и крикнул, — Юзик, время!
Я бросил взгляд на часы.
— 17–34!
Мы весело рассмеялись, Белый Дьявол посмотрел на нас странно.
— А где Краух? — спросил он.
— Остался в Желтой деревне, — ответил я, вздохнув, — мы сегодня без ударника и без басухи.
— Да, ритм-секция отсутствует напрочь, как всегда, — добавил Чукки и мы снова зашлись жизнерадостным смехом.
Очнувшаяся Сушеная Голова, чихая от дыма, произнесла, смешно коверкая наши голоса:
— Где Краух? В Желтой Деревне…
Веселье продолжилось, теперь к нам присоединилось еще и ухающее Пробрюшливое Жорло. Дистройер продолжал прыгать, мне бы его энергию, а Белый Дьявол еще раз обвел нашу веселящуюся команду своими рубиновыми глазами, раскрыл пасть и разразившись каким-то совершенно жутким каркающим клекотом, выражавшим самые положительные эмоции, взмахнул крылами и вертикально взмыл вверх над Площадью.
Мы остались внизу, и некоторое время мечтательно наблюдали за тем, как он растворяется в темноте.
— Не летай над Пьедесталом! — заботливо крикнуло ему вслед Пробрюшливое Жорло.
— Я знаю! — донеслось уже совсем издалека и мы снова закурили.
Через пару минут пошел Сухой Дождь, и стало совсем темно. Даже Пьедестал потускнел и лысый человек, стоящий на нем открыл свой гранитный зонт.