Хлипкая калитка треснула, подалась. Юрий увидел как здоровенный детина в затертой спецовке, поплелся по двору, спотыкаясь на ходу.
Чертова старуха — день уже заканчивался, и лишние хлопоты были вовсе ни к чему, тем не менее, очередной клиент подбирался к разбитому крыльцу, очевидно желая приобщиться к возвышенному — старая перечница торговала самогоном, и в сарае змеевик из нержавейки ронял в широкую горловину трехлитровой банки горючую слезу.
Гость протопал без остановки до самой двери, и что есть силы, впечатал тяжелый кулак в фанерную дверь.
— Хозяюшка! Встречай гостя.
Панюшин стиснул зубы. Хуже и быть не могло — иногда за определенную плату, старуха принимала клиентов на дому. Выносила огромную сковороду со скворчащей яичницей, ставила графин, и присаживалась рядом, поддакивая беззубым ртом, завистливо наблюдая, как дергаются в такт сизые кадыки гостей. Похоже, детина и был одним из таких постояльцев.
До выхода на связь, оставалось еще два часа, и домик старухи казался вполне надежным убежищем. Теперь же, слушая, как ломится в дом здоровяк, Панюшин начал сомневаться в выборе. С другой стороны, все равно пришлось бы выручать коровяк.
И со старухой опять же получилось нехорошо. Старая карга и так знала гораздо больше того, что ей было разрешено непростыми обстоятельствами, да и у него не было выбора — тем более дело привычное, телу и душе вполне угодное…
Здоровяк навалился на дверь, и та подалась — проржавевшие шляпки шурупов не выдержали, разболтанная задвижка засова повисла на прогнившем дереве. Панюшин затаился у входа в спальню, выглядывая из-за пыльной шторы. Он вдыхал запах лаванды, что насквозь пропитал собой пошловатый рисунок на шторах, и в который раз подивился тому, что мир совсем не таков как раньше.
То, что мир изменился, Панюшин понял давным-давно, еще тогда, когда впервые вступил на землю обетованную, точнее загаженный перрон этого провинциального городка. И виноваты, несомненно, люди, населяющие этот неуютный, худо-бедно обжитый мирок. Отчего же ему не прогибаться, поддаваясь глупости, подлости и пошлости, раздираясь с неприятным треском половиц под ножищами незваного гостя.
Незнакомец, тем не менее, чувствовал себя как дома. Он обогнул круглый стол, даже не обратив внимания на торчащие из-под него старухины ноги, перешагнул с показным равнодушием, и замер, обозревая гостиную, обклеенную дрянными обоями, выцветшими и местами, отставшими от стен, перевел взгляд на закрытый шторами проход в спальню, и позвал тихонько:
