— Где-то здесь… — Панюшин присел, исследуя пол. Провел пальцем по глубокой трещине. — А ну-ка…
Юрий протянул, не глядя руку. Кто-то из бойцов вложил в ладонь небольшой ломик.
Панюшин ковырнул бетон. На полу выделялся квадратный след ржавчины. По вершинам квадрата торчали толстые болты — здесь некогда крепилось основание двигателя насоса. Где-то тут, в пол уходили трубы. Странно — похоже, после демонтажа оборудования кто-то залил отверстие бетоном.
Ага, вот здесь совсем свежее пятно. Юрий еще раз ковырнул ломиком, для верности.
Точно оно.
— Здесь.
— Работаем…
Панюшина оттеснили. Один из осназовцев достал из рюкзака странный прибор, похожий на утюг. Сходство дополнялось проводом, торчащим из рукоятки прибора. Другой конец провода скрывался в рюкзаке.
Боец нажал на кнопку — раздалось еле слышное жужжание. Осназовец принялся водить прибором по полу, словно действительно гладил белье. Жужжание стало тише, но вместе с тем Панюшин ощутил, как к горлу подкатывает тошнота.
— Готово…
Осназовец убрал прибор, и на глазах у изумленного Панюшина, зачерпнул полные ладони белесой муки, в которую превратился бетон.
— Здесь крышка люка.
Люк вскрыли специальным домкратом. Снизу запахло канализацией.
— Надели противогазы и вперед… — негромко скомандовал Козулин.
В бетонной трубе шумела вода. Бойцы один за другим спускались в узкое отверстие. В трубе пахло. Можно даже сказать воняло. И совсем не фиалками. Панюшин полез вниз, содрогаясь от запаха дерьма. Фильтр противогаза помогал слабо, кроме того, начали запотевать стекла. Юрий попробовал оттянуть резиновый край маски, но тут же чуть не задохнулся от удушающей вони.
Кроме того, продвигаться вперед можно было, только скрючившись в три погибели — диаметр трубы составлял чуть больше метра. Панюшин полз, не разбирая дороги, молясь только об одном — скорее бы кончилась эта чертова труба. Фонарь, укрепленный на голове, выхватывал бетонные стены, обильно поросшие серым мхом. По дну трубы, мутным потоком, навстречу неслись сточные воды. Отдельные фрагменты фекалий приставали к промокшим ботинкам. Панюшин старался не думать о плохом, но даже в противогазе его мутило. Впереди тихонько ругаясь, ползли такие же мокрые и вонючие осназовцы.
Если б не вонь, Юрий бы улыбнулся — по крайней мере, не одному ему тяжело. Что ж братцы — у каждого свой хлеб. Кто-то ест понемногу, а кто-то жрет полной ложкой, зачерпывая из вонючего потока голенищами сапог. Как говорят французы — такова се ля ви, или как там правильно у них…
