Подскакав к знакомому дому, он торопливо привязал коня к воротам и вбежал на крыльцо. В избе не было ни души. Он снова вышел на улицу. Проходившая мимо старуха окликнула его:
— Али Афанасия ищешь? В церкви он, паренек.
— А пономариха где?
— Да они вместе с дочкой на огороды ушли, ишь времечко-то какое Господь даровал, тепло.
Григорий вздохнул свободнее. Он уже подумал было, что стряслось какое-нибудь несчастье. Тут он еще яснее понял, как дорога была ему пономарская дочь. Григорию шел двадцать первый год. Статный юноша с темно-русыми кудрями, с тонкими чертами лица выглядел красавцем. Мягкий, задумчивый взгляд его темно-карих очей невольно привлекал к себе каждого. Не особенно громкий голос юноши, его скромность, необычная близким любимцам князя, его всегдашняя ко всем доброта дополняли очарование. Григория мало влекла ратная удаль, ловецкая охота, ему нравился тихий семейный угол, мирный труд. Княжий отрок хорошо по тому времени знал грамоту, умел читать и даже писать.
Зоркий Матура давно уже присматривался к нему, при случае пытливо спрашивал его то о том, то о другом и мысленно подготовлял из княжеского любимца близкого помощника для себя.
Из всех своих приближенных князь никого так не любил, как Григория.
Он заменил ему убитого в Переяславле Юрия.
Томясь ожиданием, молодой княжий отрок отправился в церковь, рассчитывая там встретить Афанасия одного, чтобы открыть ему о своей любви к его дочери и просить его благословения. Сердце юноши забилось еще сильнее, когда он подходил к святому храму. Но какое-то тягостное чувство сжало его сердце.
— А, вот и ты, гость дорогой! — приветствовал его Афанасий, хлопотавший около иконостаса в церкви. — Помолись угодникам.
Григорий сделал несколько земных поклонов, приложился к иконам и тихо сказал:
— Дело у меня есть к тебе, Афанасий Савельич.
— Дело? Не место здесь, в храме, кажись, о деле толковать, пойдем домой, там и потолкуем.
Оба вышли из церкви.
— А ну, толкуй, парень, что с тобой попритчилось? — весело спрашивал пономарь спутника.
Григорий невольно смутился.
— Что ж молчишь, сказывай!
Наконец собрался с духом княжий отрок и еле слышно проговорил:
— Полюбилась мне твоя дочь, Оксинья Афанасьевна, выдай ее ты за меня замуж…
— Что-то будто неладное ты задумал!.. Статочное ли дело тебе, княжему любимцу, жениться на пономарской дочери?
— Дороже она мне всего на свете, — вот что я скажу тебе, Афанасий Савельич!
— Ой, негоже тебе, отрок, говорить мне такие речи! Ты большой человек, всегда пред князем, пред лицом его, а мы что, худородные! Да и князь разгневается, — продолжал пономарь, — когда узнает, что у любимого княжего отрока будет тестем простой пономарь! Брось ты все это дело!
