В ту же минуту шум прекратился. Перепутавшиеся процессии сейчас же распутались, брамину опять посадили голову на прежнее место, богдыхану отчистили платье, и все опять начали петь и веселиться.
– Что же значит это слово кондитор, милый господин Дроссельмейер? спросила Маша.
– Ах, милая девица Штальбаум, ответил Щелкун, – кондитором называют здесь никому неизвестного, но чрезвычайно могущественного волшебника, который, как полагают, может сделать все что захочет со здешним народом. Достаточно только назвать его имя, как это сейчас сделал господин городской голова, и всякий беспорядок сейчас же прекращается.
В эту минуту они подошли к великолепному замку, который весь так и светился розовым светом. Маша не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от изумления и восторга. В замке было по крайней мере сто башен. Все стены были украшены через известные промежутки превосходными букетами из тюльпанов, гиацинтов, левкоев, гвоздики и других цветов. Большой купол главного здания и остроконечные крыши башен были усеяны бесчисленным множеством золотых и серебряных звездочек.
– Это Драгантовый дворец, сказал Щелкун.
Маша стояла как вкопанная и не могла отвести глаз от этого чудного здания. Она заметила, впрочем, что на одной башне не доставало крыши и что множество маленьких людей, взобравшись на леса из ванильных палочек, делают вновь эту крышу. Маша еще не успела обратиться с вопросом к Щелкуну, как тот уже начал рассказывать сам:
– Недавно этому дворцу угрожала большая опасность. Мимо него проходил великан Лакомка. Не успели оглянуться, как он уже откусил крышу у этой башни и принялся было грызть купол главного здания, но тут жители отдали ему в виде дани целый квартал города и часть рощи Мармелад. Он этим удовольствовался и пошел далее.
В это время послышалась музыка, двери замка растворились, и из них вышли двенадцать маленьких пажей. Каждый из них держал в руке вместо Факела зажженную палочку ванили. Головки пажей были жемчужные, тело состояло из смарагдов и рубинов, а ножки из золота. За пажами шли четыре дамы, почти такого же роста как Машина Лина, но они были так превосходно и богато наряжены, что Маша сейчас же признала в них принцесс.
– Принц! Милый принц! Братец! Дорогой братец! восклицали дамы, нежно здороваясь и обнимаясь со Щелкуном.
Щелкун был чрезвычайно растроган. Он несколько раз принимался отирать себе слезы, потом взял Машу за руку и торжественно сказал:
– Вот девица Мария Штальбаум! Она дочь известного доктора и моя спасительница. Если бы она не кинула вовремя своего башмака, если бы она не доставила мне саблю отставного полковника, я лежал бы теперь в могиле, перекушенный пополам зловредным Мышиным царем. Возможно-ли сравнить с девицею Штальбаум Пирлипату, хоть та и принцесса? Сравнится ли с нею Пирлипата по красоте, по доброму сердцу, по всем добродетелям? Нет, говорю я, не сравнится!
