Поезд проехал Акко. До конца маршрута оставалось чуть меньше четверти часа.
– Как же ты выжил в этом аду? – спросил Эйтан.
Старик положил руки на трость и покачал ее из стороны в сторону.
– Я просто обманул ангела смерти, – ровным голосом ответил он.
Ответ прозвучал настолько буднично, что Эйтан тут же вспомнил предостережение Мири. Впрочем, чему здесь удивляться? В таком возрасте и обычные люди впадают в маразм, а уж после всего, что выпало на долю Маркуса…
Эйтан подумал, что, возможно, «ангел смерти» – всего лишь образ, но старик быстро развеял его предположение:
– Не помню, когда именно это случилось, – Маркус кашлянул и протер рот платком. – Просто однажды я вдруг почувствовал… Что-то едва уловимое. Легкое, как дуновенье ветра… – Он сложил платок и сунул его в карман. – А потом осознал, что могу помешать. Конечно, я не мог спасти всех. Но некоторых все же удавалось…
Эйтан понял, что старик заговаривается, и решил не тревожить его лишними вопросами. Ангел смерти – так ангел смерти. Пусть себе говорит, что захочет. Пережитое Маркусом настолько чудовищно, что невозможно представить, какой ад творится у него в душе.
Последние минуты пути прошли в тишине. Каждый думал о чем-то своем. Вскоре объявили, что поезд подъезжает к конечной станции. Когда он остановился, Эйтан с Маркусом пропустили вперед немногочисленных попутчиков и вышли следом за ними.
Воздух в Наарии пах совсем не так, как в Тель-Авиве. Здесь отчетливо слышался запах моря. Дышалось легко и свободно.
Эйтана вдруг охватило странное чувство, будто весь его жизненный путь вел к этому единственному моменту. Разлитая вокруг тишина оглушала. Мир казался хрупкой стеклянной перегородкой: ударь посильнее – и все разлетится к чертям. Расколется на тысячу осколков, обнажая изнанку бытия.
Они прошлись по перрону. Людей вокруг почти не было.
На выходе из вокзала Маркус спросил:
– Так ты живешь в Наарии?
– Жил… – после небольшой паузы ответил Эйтан. – Раньше.
– А зачем приехал?
Эйтан почесал в затылке. И действительно, зачем? Чтобы разрубить узел, связывающий его с детством? С родителями? Со всем, что вмещалось в его представление о самом безмятежном времени и периоде жизни?
И что с того, что на вырученные со сделки деньги можно сделать первый взнос за ипотечную ссуду? Так ли уж необходимо жить в центре? Обходились же они с Авиталь раньше…
– Пытаюсь продать родительскую квартиру… – тише, чем обычно, сказал он. И сам удивился тому, как нелепо это прозвучало.
