– Скоро у нас будут котята, – Адель погладила кошку по голове. – Видишь, как раздулся живот?
Илья посмотрел на стремительно пустеющую миску и подумал о том, что при такой кормежке за будущее котят можно не беспокоиться.
– Что будешь с ними делать? – спросил он.
– Буду выкармливать, пока не подрастут. Потом, наверное, раздам друзьям.
– Так кошка твоя?
– Нет, – девушка поднялась со ступенек и отряхнула юбку. – Просто иногда ночует здесь. Любит почему-то спать на старом кресле в мастерской, прямо не слезает с него. А так гуляет сама по себе. Слоняется где-нибудь по округе. Приходит, только когда проголодается.
Они зашли в галерею. Над головами вновь раздался знакомый звук колокольчика. Адель не стала закрывать дверь. Наоборот – подперла ее камнем.
– Вдруг кошка захочет зайти.
Илья молча кивнул.
– Честно говоря, когда ты сказал, что вернешься позже, я подумала, что это просто отговорка, – художница скользнула взглядом по его лицу. – Просто в большинстве случаев подобные фразы нужно понимать именно так: завтра – значит никогда. Людям почему-то сложно сказать напрямую, что им ничего не понравилось. Наверное, они думают, что этим как-то обидят меня. – Адель пожала плечами. – Хотя, по-моему, это странно. Мы ведь все смотрим на мир по-разному. Не понимаю, на что тут можно обижаться.
– Ну, нас с детства учат скрывать свои чувства, – сказал Илья.
– Вот именно. Поэтому даже близкие не говорят друг другу и половины того, что думают.
Илье захотелось сказать что-то глубокомысленное, но на языке вертелись одни банальности.
– Разве будет лучше, если все станут говорить то, что думают? – наконец выдавил он.
– Не знаю, – ответила Адель. – Лучше или хуже. Но у психологов работы бы точно поубавилось.
– С чего вдруг?
– С того, что в корне любой самой сложной проблемы лежит простой ответ. Просто мы не хотим его слышать. Поэтому и плетем вокруг него паутину лжи, – она повела в воздухе пальцем. – Выдумываем, как лучше завуалировать собственное нежелание принять правду. Пока вконец не запутаемся.
Ничего особенного в ее словах не было, но Илью они почему-то задели. Ведь если отмотать жизнь назад и честно признаться себе, то где-то в глубине души он всегда понимал, что его брак с Эдной обречен. Это было очевидно с того самого вечера в ресторане.
«Если бы только хватило мужества принять правду, тогда… Вся жизнь пошла бы по-другому. Но этого не случилось. А теперь… Разве найдутся слова, чтобы как-то оправдать все эти «окутанные паутиной» годы? Одно непонятно – зачем Эдна согласилась? Что искала в этом браке? От чего или от кого бежала? Впрочем, какое это уже имеет значение?!»
