Я взял Лин за руку и с нею подошел к Большому Бу. Мы обняли его и стояли так несколько минут. Я снова начал плакать, но я был совершенно счастлив.
После этого я незаметно подошёл к кровати и убрал письмо в карман.
Мы вышли из дома.
Извилистой тропинкой по мокрой траве, мы медленно шли вдаль. Бу всё также держал шляпу в руках и насвистывал какую-то мелодию. Лин шла рядом, держа меня за руку, а свободной рукой трогала траву, которая приятно щекотала ей ладони. Незаметно становилось ещё темнее, трава сменилась ржавыми рельсами, и мы снова оказались там, откуда все началось.
Думаю, никому не будет интересно, как мы добрались до дома, поэтому скажу просто, что всё закончилось хорошо. Обычно же так говорят?
Мама Лин – Шейла, поверила, что пёс был мне нужен для собачьей выставки, и долго спрашивала, понравилась ли нам экскурсия, а Лин выдумывала на ходу детали поездки. Моя же мама запланировала семейный ужин, а я сказал ей, что приведу Лин. Думаю, она в восторге. Этим же вечером, мама взяла телефон и позвонила бабушке, чтобы рассказать ей про Делмара, а она сказала, что уже давно всё знает, и пообещала зайти завтра с печеньями. Теперь в школу мы ходим вместе с Лин, а Рик провожает нас, и грустно скулит, когда мы теряемся в школьных воротах. Но мы спокойны, ведь после такого приключения, которое выпало на его собачью долю, он точно никогда не потеряется. Я крепко держу руку Лин, и совершенно не хочу отпускать.
Мне часто снится один и тот же сон. В нём мы с Бу прокрадываемся на городскую ферму, в действительности, этого, конечно, не может быть. В Нью-Йорке нет никаких ферм, или я просто о них не знаю. В любом случае, прежде я никогда не видел ничего подобного. Если вглядываться, можно было пересчитать убранные грядки и раскрытые парники, трава в них всегда была жёлтой или оранжевой, а на чёрных земляных проталинах лежали мелкие опавшие яблоки. Осенью падало очень много яблок, обычно они сгнивали, или их съедали галки. Здесь было очень много галок. Они целыми днями ходили по серым бороздам и выискивали что-то съестное. Их ноги были похожи на зубочистки, а глаза на чёрные бусины. Как правило, на некоторых участках рос клевер, и там гуляли коровы. Они были совершенно удивительные. Телята подходили к низкому забору и смотрели вдаль своими глазами, которые почему-то уже были грустными. Так коровы мечтали о чём-то своем коровьем. На некоторых грядках лежали неубранные тыквы, своим цветом они напоминали только что полаченную новенькую лодку. Около тыкв тоже было много грачей и ворон. Скоро последний урожай будет собран, и в ночь всех святых в тыквах прорежут отверстия для глаз и ужасающего рта, чтобы вставить туда свечи. Я вспоминаю сейчас, как в этом самом сне мы стоим на одной из таких грядок с Большим Бу. Идёт дождь, и мы насквозь мокрые. Бу поворачивается ко мне и говорит, что я должен это запомнить, потому что из таких моментов стоит строить свою жизнь. Я пожимаю плечами, а после киваю ему. Он знает, о чём говорит. Скрипят двери сараев, поминутно раскрываемые и вновь закрываемые. Ветер проверяет, закрыты ли к зиме чердачные окошки и ведёт за собою флюгеры. На полях тихо. Тогда я спрашиваю у Большого Бу, гладил ли он когда-нибудь телёнка. Он задумчиво поднимает глаза вверх, скрещивает руки, как он обычно делает, когда не знает, что сказать.
