Юджину даже забавно смотреть, как всегда такой ровненький и сдержанный Марк выходит из берегов.
– Ты-то чего психуешь, – усмехается он. – Если ей чего не так, так сама бы и звала меня на проработку.
– Я, как ты изволил выразиться, психую, потому что мне с тобой велено разобраться, а у меня других дел, знаешь ли, предостаточно. Моя прямая обязанность – останавливать зарвавшихся новичков, а их и без тебя довольно.
– Это кто здесь новичок? – вскидывает Юджин брови. – Это я, блин, новичок?
– В том-то и дело, что ты солидный зрелый муж, а вести себя начал как зеленый мальчишка. Ты же знаешь закон: в область нежных чувств не соваться.
Юджин знал этот закон. И ни за что не сунулся бы в эту темную область, если бы не встретил Мулю.
А все сестра, чтоб ее. «Мы же не чужие, наша родственница дает концерты, а мы ни разу не были, ты сколько лет в городе и не интересуешься ничем, ну ладно, ты такой неотесанный, тебе вообще только бабки интересны, меня хоть разок своди, тоже мне брат…» Все мозоли оттоптала.
Ничего бы не было, если бы он, как сто лет назад, просто приказал бы дурочке заткнуться.
Ничего бы не было, если бы они просто сходили на гребаный концерт и на этом остановились.
Так нет, Наташке же потребовалось пробиваться за кулисы, ахать, обниматься: «Муля, родная, ах, как же давно, а помнишь, а какая ты стала, да как мы гордимся, да я дома расскажу – не поверят, что я тебя вот так вот видела, а это, кстати, Женя, помнишь Женю?»
Ничего бы не было, если бы эта девчонка осталась такой же неказистой балясиной, какой была когда-то. Приезжала, гостила у них в доме, тощая, глазки испуганные, волосики жиденькие.
Может, даже и тогда бы ничего не было, если бы Муля на той дискотеке при всех не призналась ему, Юджину, в любви. Он это, конечно, вспомнил. И, конечно, к ней обратился этаким доном из породы жуанов, типа «о, Муля, ну как твое ничего?». А она голым плечом повела, усмехнулась, глянула как царица на холопа, ничего не сказала – и опять с Наташкой любезничать. Ну что тут оставалось? Ничего и не оставалось, кроме как сжать зубы и молча приказать: «А ну пригласи меня как-нибудь кофе выпить».
Ну и пригласила. Ну и встретились. И что? И ничего. Ничего она больше к Юджину не чувствовала такого, это сразу было видно. Носик морщит, кофе свой цедит, пирожное вилкой ковыряет, а на лице написано: «Боги мои, что я тут делаю с этим неотесанным». Юджину бы плюнуть и растереть, а его словно в розетку включили. Сидит напротив него этакая лебедь с гобелена, позевывает в кулачок, а у него одно на уме – затащить в квартиру и уложить горизонтально.
