Здыхлик чувствует себя несправедливо обиженным. И даже не потому, что большинству своих учеников всезнающая Ясмин просто указывает дорогу, а его, явного любимчика (а что? Это все знают), отправила самого эту дорогу искать, причем таким дурацким способом.
Нет, с тем, что он устроен сложнее большинства людей, Здыхлик вполне готов согласиться. И даже с тем, что он устроен сложнее, чем представители того, как выражается Марк, «подавляющего меньшинства», что собирается у Ясмин. Она сама говорит: не так просто увидеть путь человека многогранного, к тому же умеющего защищать свой мозг от чужого вторжения. И Здыхлик ей верит. Ему, которого столько лет смешивали с грязью, не пропуская ни одного школьного дня, очень легко поверить в свою исключительность, даже среди избранных. Здыхлику кажется, что он всегда догадывался, какой он особенный, – наверное, именно за это его и не любили однокашники.
А вот с какой стати этим самым людям с улиц почему-то надо помогать в их никчемной жизни, он никак не может взять в толк. Они ему не нравятся. Совсем.
Он смотрит в их лица и видит, на что они способны.
Вот идет женщина в розовой вязаной шапке. Полная, немолодая, угрюмая. Сумка в ее руке тоже немолодая и даже морщинистая. На женщине коричневый стеганый балахон с неярким уродливым пятном на подоле, мешковатые брюки, растоптанные ботинки с сероватыми разводами старости. Здыхлик вглядывается в ее бледно-карие глаза в коротких ресницах и видит, как она каждый вечер обзывает свою единственную дочку подзаборной шалавой за то, что та родила ребенка, а замуж не вышла, как попрекает ее, нянчащую грудного младенчика, каждым куском хлеба, как обвиняет в том, что та не приносит домой денег, как в изысканно-подзаборных выражениях объясняет, каким местом ее дочь могла бы эти деньги заработать. Здыхлик видит это, и ему становятся неинтересны проблемы женщины в розовой шапке.
Вот идет мужчина, зачесавший остатки волос себе на лысину. Очки в широкой оправе, дорогое пальто, кожаные полуботинки. Здыхлик заглядывает в глаза и ему – и видит, как накануне, вчера вечером, этот полулысый, обнаружив, что его старенькая мама забыла на плите чайник и чайник прогорел до черной дырки в боку, толкнул маму так, что та ударилась виском об угол и потом долго и тихо плакала, прижимая к мокрым от крови реденьким седым волосикам старое полотенце и слушая, как ругается за стеной ее сын. И Здыхлика перестают интересовать проблемы полулысого.
