Павел только кивнул: стало неуютно и зябко. Шторы подергивались, будто кто-то снаружи настойчиво теребил их мертвой рукой. Он отступил к порогу, заговорил торопливо:
– Наверное. Так и есть. Но главное, что позади все. Главное, что ваш сын теперь здоров. Да и не буду вас больше задерживать. Вы только объясните, как до старца добраться?
– А это я вам сейчас скажу, – оживилась Светлана и продиктовала Павлу, каким поездом ехать, и на какой станции сходить, и как до деревни добираться. Он кивал и записывал в рабочий блокнот, и, уже распрощавшись, на пороге вспомнил последнее, о чем хотел спросить:
– Интересно, почему «Рыбари Господни» носят красные пояса?
Светлана вскинула брови, поморщилась, будто вопрос ей неприятен, но все-таки ответила:
– Опоясывание чресел – знак целомудрия, принадлежности Богу, готовность к борьбе и очищению. Как длинен этот пояс, так и путь до Царства Небесного долог. И поскольку он тернист и усыпан шипами грехов и соблазнов, пройти по нему нельзя, не изранившись. Потому и цвет его – красный. А когда грехи мирские смоются окончательно, то поменяют пояса на белые. Ибо сказано: если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю…
– Что ж, теперь мне все понятно, – сказал Павел и пожал протянутую ладонь. – Спасибо вам.
– И вам, – хихикнула Светлана. – Вы заходите, если вдруг будет одиноко. Ладно?
– Обещаю, – соврал Павел и вышел в сырой и серый майский день.
Утро встретило моросью и туманом: весна запаздывала в эти края, и хотя деревья оперились листьями, по оврагам еще лежал снег. Платформа пустовала, только под жестяной табличкой с облупленной надписью «Доброгостово» смолил папиросу парень лет пятнадцати, одетый в резиновые сапоги и черную парку. Завидев Павла, он отлепился от перил и окликнул:
– Эй, дядя! Тебе в деревню надо?
– Мне в Доброгостово, – отозвался Павел. – Дорогу покажешь?
Пацан ухмыльнулся и ткнул пальцем за спину:
– Дорога-то вон. Спускаешься с платформы и вперед.
Павел хмуро оглядел молчащий лес: грунтовая дорога петляла между стволами и исчезала в туманной пелене. Неподалеку от края платформы под тенью развесистого кедра прятался «Уазик».
– А машина чья?
Подросток пустил сероватую дымную струйку и, явно рисуясь, похвалился:
– Моя, дядя. Я для того тут и околачиваюсь, чтобы приезжих вроде тебя в Доброгостово подвозить. Только удовольствие это не бесплатное.
– Само собой, – Павел с готовностью сунул руку в карман, нащупывая командировочные. – Полтинник пойдет?
