– Дежурит кто по детскому отделению? – спросил Степан, оглядывая пустой холл. Лампы голубели, рябила в глазах шахматная плитка. Он сморщился, ощутив покалывание в висках. Такое мельтешение вполне могло спровоцировать приступ, а этого допустить нельзя, только не сейчас.
– Федор Александрович, – донесся будто из-под воды усталый голос регистраторши.
– Кузнецов? – спросил Степан.
– Да.
– Зови срочно, – Черных тряхнул головой, прогоняя возникший в ушах звон, и дождевые капли полетели с его кудрей на разложенные журналы. Регистраторша сгребла их в охапку и рассовала по нижним полкам. – Скажи, Степан Черных спрашивает.
– А ваша карта… – начала регистраторша.
– Зови! – перебил Степан и стукнул кулаком по стойке. – Не видишь, дочь у меня больна? Засужу!
Регистраторша пискнула и подскочила. Взгляд метнулся в сторону, заюлил: бежать за врачом или сразу жать тревожную кнопку? Степан дрожал, по лицу катилась вода и пот. Акулина спала, свернувшись в одеяле котенком. Потом в пустом коридоре раздались шаги, и знакомый голос окликнул:
– Что случилось, Ксения Петровна? Почему шум?
– Посетители! – отозвалась регистраторша. – К вам…
Мужчина вынырнул из полумрака, блеснув стекляшками очков. Степан длинно выдохнул и шагнул навстречу:
– Федька? Привет. Помнишь меня?
– Черных? – брови над очками подпрыгнули, врач несмело заулыбался, близоруко щурясь и словно не веря, что перед ним действительно однокашник – раздавшийся в плечах, заросший, грязный как черт. – Ты, правда?
– Я. Дочери плохо стало. Посмотришь?
Лицо врача посерьезнело, из-под очков стрельнул острый профессиональный взгляд.
– За мной неси, – сказал Кузнецов и махнул регистраторше. – Пропусти, Петровна. Знакомый это мой, бывший коллега.
Оставляя на полу грязные следы, Степан прошел за приятелем, Ульяна покорно семенила следом.
В смотровой бил слепящий белый свет, резко пахло лекарствами, и под ложечкой Степана засосала тоска. Бывших врачей не бывает, годами выпестованная профессиональная привычка подняла ослабевшую голову, раздула ноздри, вдыхая привычные запахи. Вот бы халат на плечи, и если не скальпель, то стетоскоп в руку. Плевать на бессонные ночи, хроническую усталость, бесконечные жалобы и бумажную волокиту. Степан снова окунулся бы в это, дышал этим, жил…
Спрятав ладони в карманы куртки, Черных четко, не дрогнувшим голосом изложил симптомы. Кузнецов слушал, не перебивая, мыл руки над маленькой раковиной, тщательно вытирался вафельным полотенцем.
