И вот его сердце выдрано и он чувствует его выдранное в когтях старухи. Он чувствует, как сжимает она его все сильнее и оно болит, болит невыносимо! И он вновь закричал беззвучно, когда сердце взорвалось, рассыпалось на сотни маленьких осколков...
И вот он падает вниз среди миллиардов осколков стекла, все они норовят прорезать своими острыми гранями его глаза.
Ему страшно захотелось вырваться из этого кошмара и, собрав все свои силы он вспомнил голубя из далекого детства, из храма стоявшего на зеленом холме... И вот действительно зазолотился огромный голубь и, стремительно разогнав взмахами могучих крыльев осколки подхватил Дмитрий и понес его вверх, туда где сияли в лучах громадного солнца мягкие, без единого острого угла перины облаков.
Дмитрий сидел на мягкой спине, чудесного голубя и, обхватив его за шею, заглядывал в золотящиеся вечные глаза и спрашивал:
- Кто ты?
- Я бог, - незамедлительно вспыхнул в голове Дмитрия давно уже известный ответ, и в это время они влетели в нутро огромного туннеля стены которого состояли из облаков.
Где-то в глубинах сознания Дмитрия вспыхнуло воспоминание о бабушке и вот она дымчатая и расплывчатая уже всплыла прямо перед ним.
- Я ведь был прав, я ведь сделал рай для всех людей, так ведь?! - хотел закричать он, но шепот его никто не услышал, а лицо бабушки вдруг стало преображаться в лицо той страшной старухи...
- Ты прав... ты прав... прав... прав!!! - хриплым хором закричала тут и бабушка и "бог-голубь". "Ты прав..."
Тут потемнели облака и обратились в бессчетное множество человеческих лиц, все наливалось тьмою и плач бессчетного множества голосов слышался ему... Он летел на вороне с содранной кожей и чувствовал его липкое мясо. Ворон нес Дмитрия прямо на человеческие лица, а те жалобно стонали и из их пустых глазниц вырывались слезы.
Там, в пустых глазницах, увидел Дмитрий темные бездны в которых кружились в стремительных, ведущих в бездну водоворотах, кошмары... кошмары... бесконечные, бесчисленные кошмары, у каждого свои, но кошмары эти все росли по мере того как приближалась эта стена лиц. Кошмары росли, становились целыми бесконечностями мучений, от которых не было им защиты... вечность проведенная с одним своим сознанием...
* * *
Его вернули не через год, как он просил, а значительно раньше - через шесть с половиной месяцев. Но, когда его вернули, он вывалился на пол и, не видя еще лиц, захрипел страшным не человеческим, а волчьим хрипом:
