. В новых признаниях поэта было, однако, нечто недосказанное. «Вдали от вас я испытываю лишь угрызения по поводу счастия, коим я не умел насытиться». Пушкин ещё у ног возлюбленной, но о счастье говорит уже в прошедшем времени. «Рано или поздно, неминуемо, чтобы я всё оставил и пришёл пасть к вашим ногам». Рано или поздно, но не теперь.
Порыв чувств угас так же внезапно, как и возник. Мечты о семейной жизни, о тихой пристани невозможно было совместить с бурными романами и непостоянством женщины, похождения которой напоминали авантюрный роман. Либо после осознания невозможности близости с «демоном», либо же «после сближения произошёл разрыв»[283].
Написав строки: «…я рождён, чтобы любить и следовать за вами — всякая иная забота с моей стороны ошибка или безумие» — поэт, не теряя времени, умчался в Москву, навсегда расставшись с Собаньской.
В 1829 г. в дни путешествия на юг Пушкин написал стихотворение «На холмах Грузии». Исследователи потратили много труда, чтобы выяснить, кому было посвящено это стихотворение. Полагают, что поэта вдохновила Мария Раевская (в замужестве Волконская), либо её сестра Елена, либо Екатерина Карамзина, либо Екатерина Дашкова. Начальный вариант стиха колеблет эти предположения. В нём читаются строфы:
Прошли за днями дни — сокрылось много лет,
Где вы, бесценные созданья,
Иные далеко, иных уж в мире нет,
Со мной одни воспоминанья.
Стих был написан под влиянием нахлынувших воспоминаний о «бесценных созданиях» давних лет, т.е. не об одном лице и не об одном увлечении. «Дон-Жуанский список» конца 1829 г. помогает раскрыть имена «бесценных созданий». В него записаны рано умершая Амалия Ризнич и находившаяся вдали от столицы Елизавета Воронцова. Каролина была ещё одной героиней южных увлечений поэта. Но в 1829 г. она была забыта и не попала на страницы ушаковского альбома.
Строфы, живописавшие давние увлечения, не вошли в окончательный вариант стихотворения «На холмах Грузии». Создав шедевр, поэт, по-видимому, не сразу решил, кому посвятить его[284].
В 1830 г. В.Ф. Вяземская переслала стихотворение М.Н. Раевской-Волконской. Та рассудила, что два первых стиха гармоничны, «но конец… это конец старого французского мадригала, это любовная болтовня…»[285]
Волконская даже не догадывалась о том, что стихи могли быть посвящены ей. В конце концов Пушкин решил адресовать свой «мадригал» Гончаровой.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой…
