О, Солнце родное, меня ты взметни,
Возьми ты из темницы, из тленной пыли!"
В голове вихрятся сотни рифм, образов, но я уже не в силах больше писать - слишком утомился за день. Рука дрожит, голова неудержимо клонится, почти падает на стол - перед глазами ничего не вижу. Все слипается. Пишу наугад. Продолжу завтра".
Дима непослушными пальцами сгреб тетрадь, изминая страницы, закрыл ее, и спрятал под бельем в нижнем ящике стола. Затем, покачиваясь, протирая слипающиеся глаз, доплелся он до своей койки, повалился на нее...
Несмотря на смертную усталость сон не шел.
Измученная, выжатая казарма храпела, ворочалась во сне; в черноте за маленьким окошечком, что повисло под самым потолком, хлестал дождь. Вновь и вновь прорезались там молнии, гулкий глас которых едва проходил чрез бетонные стены.
По Диминым впалым щекам одна за другою скатывались большие, похожие на капельки расплавленного свинца слезы.
"Одно лишь мгновенье..." - вихрилось в его голове. "-Сколько же я вычерпал, глотнул из этого мгновенья... Да в этом мгновенье и вся вечность..."
Мысли разбивались, мысли дробились - вспыхнуло пламя - полоса препятствий - ровный солдатский строй - тошнотворная дробь выстрелов - тошно - тошно над всем этим - бетонные стены.
Погружаясь в темное забытье, шептал он со страстью, с болью:
"Быть свободным и безмятежным, как облако. Раскинувшись над родимой землею, лететь туда, куда несет самый прекрасный ветер. Тот ветер, который и есть свобода - ветер Любви. Свободы!.."
* * *
Катя... Милиционер отвел ее в отделение.
"Имя? Фамилия? Адрес? Кто? Почему? С какой целью? Имена сообщников? Где они могут быть?"
Но Катя молчала. Она решила не называть не только Машеньку и Петю, но и свою фамилию и домашний адрес. Она понимала, что - назвав своих родителей, принесет им немало волнений. Понимала, что матушку ее, отца, сестру и брата - всех их ожидают часы нервотрепки, а то и слез. Врать же она не умела потому и молчала, прямо смотря ясными своими очами на тех людей, которые ее допрашивали.
День был жаркий, в помещении - душно; где-то за стеной голосила пьянь - в воздухе повисло напряжение, злоба.
В помещении, помимо, приведшего Катю, было еще двое "стражей порядка" один, с красным опухшим лицом, нетерпеливо постукивая кулаком по столу, сидел перед нею - другой рукой теребил пустой протокол.
Второй - стоял у Кати за спиной и от него несло перегаром, перемешанным с одеколоном. Приведший же девушку, стоял рядом со своим начальником, гневливо поглядывал на Катю и трепал:
