Вот он уже дома - бабушка заметив его бледность, тут же и спросила, что за беда случилась.
Армия. - Нет, Дима не мог, не решался так просто сказать, что его на следующий же день забирают в армию. Он чувствовал каким ударом станет подобное известие для бабушки - он не решался потому что предчувствовал слезы, а потом - ухудшения ее здоровья.
Потому Дима ответил, что так - пустяки - хоть и понимал, что на следующий день, по крайней мере, придется ей все рассказать.
Даже лучше бабуши почувствовал Димину боль Джой - он разлегся перед ним на полу, отказался от предложенной любви, но с пониманием, с тоскою смотрел на хозяина. Томас же разлегся на коленях, да и замурлыкал ласковою свою песенку.
- Эх, вы звери, зверюшки. Вот, если бы ты, Томас, мог говорить, так рассказал бы мне на прощанье про свою хозяйку. Всю бы ночь ты мне рассказывал, ну а я бы - слушал, да слушал... Как жаль... А я слышал, что все кошки и коты - немного волшебники. Вот если бы ты сделал так, чтобы она, где бы не была сейчас, почувствовала, что я ее люблю...
Так просидел он, смотря за окно, в темень ночную, до тех пор, пока часы не показали полночь - подумал было о сне, и понял, что в эту ночь не сможет заснуть до самого утра.
Тогда Дима взял тетрадку, ручку; едва ли не разрывая бумагу, принялся писать:
Ах, кто же судьбами слепо так вертит?
Кто двигает нас по игральным полям?
Не ведая, в людях, что кровушкой светит,
Без спроса даря жизнь тоскливым ролям.
Кто ты?! Проклинаю твое я творенье!
Градов суету, этот улей разлук!
Судьбы проклинаю зловещее пенье,
И хватку небесных, карающих рук!
Так будто, всех создал себе на потеху,
Театр из мрачных, безликих теней,
И ты, развалясь - право, дело не к спеху,
Наш движешь в изгибах игральных полей!
Дима не стал перечитывать написанное, отложил лист, обхватил голову руками, застонал слабо.
- Куда... В ад?... - шептал он, роняя слезы, глядя то на котенка, то на Джоя. Потом он взял лист бумаги и стал писать следующее стихотворение, потом еще и еще одно - все мрачнее и мрачнее. Он все вспоминал лик Девы, и все мучительней были эти воспоминанья, так как уверился он, что никогда он ее больше не увидит, а впереди - только Ад...
Он так и просидел за столом на кухне, записывая одно стихотворение за другим и, в конце концов, так устал, что просто повалился головой на листы.
Разбудила его бабушка:
- Что это ты такие тяжелые стихи пишешь? - спрашивала она держа в руке один из Диминых листков; внимательно на своего внука глядя.
