Мой дорогой друг, у меня два твоих письма, а я ещё ни на одно не ответил, но причина тут не в небрежении или лени. Недавно я занимался фехтованием у Грюнерса[119] и получил удар саблей по кисти, повредивший мне большой палец, и всего лишь несколько дней, как я могу снова им пользоваться. Правда, я просил этого дуралея Жан-Вера сообщить тебе об этом; не знаю, написал ли он, но теперь у меня уже всё в порядке, и я попытаюсь наверстать упущенное время.
Начну письмо с ответов на самые интересные твои известия.
Как Король может отказать тебе в единственной милости, о которой ты его когда-либо просил! Это невозможно, да я, впрочем, и не думаю, чтобы он мог категорически воспротивиться, с его стороны, возможно, это просто способ продемонстрировать своё неудовольствие тем, что ты предоставляешь своё имя иностранцу; я всё-таки совершенно уверен, что скоро ты получишь письмо, которое осчастливит нас обоих. Говорю «обоих», поскольку ты пишешь так, словно полагаешь, что я счастлив тем, что происходит; ты и минуты не задумался, когда писал эти строки, иначе, конечно, вспомнил бы, что всё, что огорчает тебя, не может радовать и меня, там же, где ты обретаешь счастие, и я его обретаю; к тому же я совершенно сжился с мыслью носить твоё имя и был бы в отчаянии, если бы пришлось от него отказаться.
Мне представляется, что всего труднее будет добиться благосклонности Императора, ведь я и впрямь ничего не сделал, чтобы заслужить её. Креста он не может пожаловать, потому как все сразу возопят: чин!
На днях должна наступить моя очередь, и, если ничего нового не случится, ты, быть может, меня увидишь поручиком, так как я 2-й корнет, а в полку есть три вакансии; я думаю даже, что было бы неблагоразумно докучать ему с ходатайствами за меня, так как полагаю, что благосклонность его ко мне основывается на том только, что я никогда ничего не просил, вещь для иностранцев, состоящих у них на службе, совершенно непривычная, и, насколько я могу судить, отношение ко мне Императора стоит сейчас дороже, чем то немногое, что он мог бы мне пожаловать. На последнем балу в Аничковом Его Величество был исключительно приветлив и очень долго беседовал со мною. Во время разговора я уронил свой султан, и он сказал мне смеясь: «Прошу вас быстрее поднять эти цвета, потому что я позволю вам снять их только с тем, чтобы вы надели свои», а я ответил, что с самого начала принял эти условия. Император: «Но именно это я и имею в виду, и коль у вас вряд ли будет вскоре возможность надеть другие, советую держаться этих», на что я ответил, что его цвета безмерно прекрасны и мне в них слишком приятно, чтобы спешить их оставить
