Похоронный марш | страница 38



Юра уже, как обычно, спал, мы сидели вчетвером, я слушал волшебные удары новогодних часов, впервые в жизни слушал поступь полуночи, и сквозь липкий туман обволакивающего меня сна я видел, как моя мать Анфиса, моя бабка Анна Феоктистовна и моя родная тетка Тося обволакиваются придворными одеждами, сверкают драгоценными украшениями, усыпляюще обмахиваются веерами, и в бокалы с их париков сыплется сахарная пудра, отчего шампанское в тех бокалах закипает еще больше. Я не слышал, как меня перенесли в кровать к Юре. Когда я проснулся утром, мне не хотелось бежать к елке и смотреть, что там лежит под ней. В ушах еще медлительно передвигалась нежная бальная музыка, и в сизом мельтешении падающего за окном снега виделось трепыхание париковых буклей. И свою подъелочную шоколадку я отдал потом целиком Юре.

Следующий Новый год мы встречали с Иваном Расплетаевым и потому без тети Тоси. Бабка сразу после встречи ушла спать, мы сидели втроем, хмуро глядя друг на друга, в телевизоре угрюмо веселился новогодний огонек, летали в никуда серпантины, сыпались на плечи принужденно улыбающихся Героев Труда конфетти.

— Ну что, — сказал вдруг Иван Расплетаев, — может, налить ему тоже шампанского? Как, Лень? Хочешь шампанского? Какое звучное слово — шам-панское, а?

Я кивнул головой. Иван плеснул мне в рюмочку, я выпил и почувствовал, как по жилам потекла колючая, неуютная скука. Я зевнул, съел мандаринку, зевнул еще раз и пошел спать. Но мне не спалось. Я лежал рядом с Юрой, чувствовал, как он улыбается во сне, и слушал, как за стеной моя мать и Расплетаев чокаются бокалами и целуются, чокаются и целуются, целуются и чокаются.

А следующая встреча Нового года стала самой яркой в моей жизни — случилось чудо, наш дом посетил дед Мороз. И весь год после его посещения был светлым, зачарованным. Праздник затянулся вплоть до другого декабря.

Сначала раздался глухой стук в дверь — бххх, бххх, бххх. Бабка подпрыгнула на стуле и перекрестилась. У Юры отвисла челюсть и на живот потекла тонкая сосулька слюны. Затишье длилось долю секунды, но целую вечность таинственности. Что это? Явление ли конца света, мрачный ли призрак, черный ли дух, пришедший проверить, что у Юры под кроватью? Первой догадалась бабка. Особенно вздохнув, она бросилась в комнату нашей матери Анфисы:

— Фиска! Беги стречай! Не иначе как твой тюремщик!

И пока Фиска в одной комбинашке, прикрыв грудь и плечи малиновым платком, бежала к двери, повторились вдвое усиленные, еще более таинственные удары — б-пххх, б-пххх, б-пххх! Хрустнул дверной замок, и Фиска едва успела сказать: