человек массу усилий приложил. Работал как вол; целеустремленно, без отдыха трудился. И достиг результата – вот он! Написанная книга, картина, научный труд, новая должность, диплом об образовании или деньги за работу; или даже первое место, медаль и кубок победителя. И надо улыбаться, проявлять радость, кричать «ура» и трофеи пересчитывать. А радости нет. Нет – и все тут. И сил нет. И даже можно заболеть – психолог Ротенберг назвал это «синдромом защиты диссертации». Тогда диссертации было очень трудно защищать, все было очень серьезно. И те, кто невероятным трудом и усилиями справлялся, закатывали банкет. Им жали руку, горячо поздравляли, хвалили… А потом человек серьезно заболевал, даже в больницу попадал. Иногда так и не выходил из больницы. Психолог связал это с чрезвычайными усилиями, которые были приложены. С истощением сил марафонца, который дополз до финиша и упал. И уже нет сил встать и радостно схватить золотой кубок, смеясь и плача от счастья… Да. Но есть еще одно – зависть к победителю. Фальшивые поздравления, сласти, из которых сочится яд. Взгляды, которые противоречат «добрым» словам. Пожатия рук, которые с удовольствием в горло бы вцепились… Вот об этом забыл гуманный профессор; мы все об этом забываем. Надо праздновать победы скромно, в кругу тех, кому дороги мы и наши успехи. Не слишком обольщаться восхищением чужих людей. И не надо скрывать долгий и трудный путь, которым мы шли к победе. Бурная радость уместна при неожиданном выигрыше. А долгий труд приносит долгое удовлетворение и постепенное улучшение положения; но сначала – усталость и мысли: «я мог бы лучше!» Конечно. И мы в следующий раз еще лучше сделаем и еще большего добьемся. А сейчас отдохнем в кругу тех, кто нас искренне любит…
Все хорошее неизбежно кончается
Даже если по капельке, по чуть-чуть, даже если беречь и растягивать «на подольше»… Как духи моей прабабушки в хрустальном флакончике с притертой пробкой. Пробка и сама – словно голубой алмаз, сверкает гранями и искрится. А на флакончике – витиеватая надпись и «Парис» мелкими буковками внизу… Прабабушка так берегла эти духи – ей прадедушка подарил в молодости еще. И душилась по капельке, по чуть-чуть, едва коснувшись пробкой кожи. И все равно аромат был дивный, волнующий, как южная ночь с магнолиями – хотя откуда на Урале магнолии? Но так считалось: дивный аромат южной ночи с магнолиями. Прадедушка рано умер. А духи остались. На донышке. И в войну их уже не было – только крошечные янтарные капельки, засохшие на дне флакона. Но прабабушка открывала флакон и вдыхала запах – запах остался. Все тот же: южная ночь и магнолии. Без хлеба тяжко было, но духи утешали. Хотя нет, духов уже не было – память духов утешала. Трое детей умерли младших. Тяжелое время. Прабабушка отвечала за выдачу продуктов, за хлебные карточки; а дети вот умерли: недостаток питания и лекарств. Потом пришло мирное время, другие духи появились, старшие девочки вышли замуж. В 39 прабабушка стала бабушкой… Жизнь стремительно проходит. А духи остаются. Память духов в хрустальном флаконе – я помню. За хорошее поведение мне прабабушка давала понюхать пробочку! И я отлично знаю, как пахнет южная ночь с магнолиями, которых прабабушка так никогда и не увидела. Но у нее был флакон с запахом, с воспоминанием о запахе – от любимого мужа. Память молодости. И все хорошее неизбежно проходит – это бесспорно. Молодость, любовь, красота… Но остается память. Память о южной ночи и запах цветов, которые давно увяли, но запах остался! Память осталась. И в другом мире мы сразу его почувствуем и все вспомним – все хорошее, что с нами было в земной жизни. И что нам помогало жить и выжить – воспоминания о счастливых днях и любимых людях…
