Я весь онемел, и вовсе не от холода. Я отправился в свою Страну Ничего и представил, как бы выглядела картина этой сцены. Она бы называлась «Автопортрет мужчины, разрушающего телевизор».
Даже Матисс не смог бы создать из этого красоту.
– Ну? – сказал Автопортрет.
Мэд тихо кашлянула:
– Вы правы. Простите, дядя Лес.
Я воспарил над собственным телом высоко в небо, откуда посмотрел на Вика и увидел, как он разворачивается, спотыкается и бежит обратно к парнику. По пути он подобрал нос-сосульку, отодвинул браслет РСА и продлил крошечные, ведущие в никуда дорожки.
– Не слишком глубоко, – сказал Вик на бегу.
А бежал он долго. Когда добежал до парника, Вик отдышался у двери и медленно распахнул ее, стараясь никого не разбудить. Он на ощупь пошарил по полке Маловероятных вещей, вынул старые джинсы и, стараясь не касаться пятна свиной крови, протер собственную кровь, пока та не перестала течь. Это заняло немало времени, а потом он лег на диван. Спалось ему в ту ночь неважно: сны были полны плутаний, болезненных тропинок, пустоглазых дядей с рогами, растущими прямо из головы, и пузырящихся потоков кока-колы.
Он почти не спал.
МЭД
У моего дяди была уникальная способность оставлять за собой свою тень. Он проковылял из комнаты уже несколько минут назад, но чертова тень осталась темной пеленой в и так темной комнате. Я таращилась на старый телевизор, превратившийся в жалкую деревянную коробку, и впервые не знала, что же мне делать.
– Давай, Джемма, – сказала я, с трудом вставая с дивана. – Отведем тебя в кровать.
Хорошее начало. Довести бабушку до кровати. Микро-решение микропроблемы. Приятно было принять какое-то решение.
Джемма хлебнула колы из одной банки, потом из другой. – Но я хочу пить!
– Ты всегда хочешь пить, – сказала я и нагнулась, чтобы подхватить ее под локоть.
– Не надо мне помогать. Я старая, но сильная, как…
– Сильная, как бык, знаю, знаю. – Я сложила руки на груди и с улыбкой наблюдала, как она встает без посторонней помощи.
Это правда: для женщины ее лет сил в ней было на удивление много. Мы остановились на кухне, чтобы поставить одну из банок в холодильник. Потом в ванной, где я помогла ей сесть на унитаз (и опять для этого потребовались некоторые уговоры).
Джемма жила с нами, когда умерли родители; дядя Лес не был ей сыном, поэтому, если бы не я, ее бы здесь не оказалось. Но приличный дом престарелых стоил дорого, и мы были ее ближайшими родственниками. Дядя Лес мог поместить ее в государственное учреждение (там уход не стоил почти ни гроша), но он не стал. И я знала почему.
