Вот это выверт судьбы!
Но что делать? Добыл подшивки газет и стал изучать речь и обороты. Мне бы ещё устав ВКП(б) почитать. Но вот боюсь, такой вот странный интерес у коммуниста сразу привлечет ко мне нездоровое внимание ненужных людей. Но и почитать толком не смог сил минут на десять хватило.
Поглядел и в «сидор» — на форму. Только мельком — голову повело. Очень меня впечатлил иконостас орденов и медалей, аккуратно завернутый в тряпочку и лежащий на самом верху.
Если мы проиграем эту войну, я начну другую под фамилией моей жены.
Моше Даян.
А вот первое, что меня поразило в больнице — это то, что здесь были раненые. Обычные раненые с Великой Отечественной… А ведь я почему-то думал, что все давно выздоровели… год ведь с Победы прошел. А тут нате вам — лежат и лечатся. Вот ведь как… — инерция мышления стал быть.
Только на четвертый день я более-менее пришел в себя. Прекратила болеть голова, прекратились приступы тошноты, и я мог хоть как-то ковылять. Посетил меня под утро сон не сон… — муть какая посетила. Взбаламутила все во мне, взболтала… и осела — как оседают песчинки в воде ручейка поднятые неаккуратной ногой. Обрел я наконец, полную ясность и кристальное понимание того, что предстоит мне в ближайшее время.
Я ведь до этого как в тумане ходил. Чего-то там выяснял, слушал. Только теперь понял, что пообещал… что поклялся я парню — отомстить. И ЭТО — ГЛАВНОЕ. Выживу я или нет… как-то оно отошло на второй план. Что жизнь? Вот она была — и нету. Не страшно оказалось умирать. Вот оно как… бывает. И рассказал я сам себе незатейливую и простую историю совершенно обычного парня — старшего лейтенанта Серёги Адамовича. Круглого сироты. Воспитанника Питерского детдома.
Жил-был парень — честный. Комсомолец. В кружки разные ходил. Значок имел — «Ворошиловский стрелок» и значок «ГТО». Потом война началась. И воевал Серёга. Честно воевал. От начала до конца войну прошел.
Таких-то и было пять-шесть процентов от пятнадцати миллионов. В полковой разведке он как не странно служил. Три ранения. Герой. На груди иконостас. Дослуживал в Померании при комендатуре. Вот и приехал он в этот забытый богом О. — за невестой, красавицей Зиночкой. Причем и правда красавицей. Фотография её у меня с документами лежит. Она сюда эвакуировалась. Приехал и не нашел её. Померла она…
Простая история. Обычная. Ничто — на фоне такой трагедии со всей страной. С миллионами смертей. Даже меньше, чем ничто. Поначалу-то ему сказали, что по женским делам она заболела, да от того и померла. Перед самым почти его приездом представилась. На могилке он побыл. Попрощался. Он уж было собрался уезжать, да вот нашлась «добрая душа» соседка — просветила. Поделилась «наболевшим». Не смогла молчать. Ибо праведной жизни женщина. Одна. Одна живет. Одна из многих. «А Зиночка ить подругой ейной была — задушевной. Поделилась. Поплакала в жилетку. Всплакнула на плече. Так бы она — «Ну, никогда!»… Но раз уж такое случилось — должен он, знать…!»
