Бессчетное число раз в мучительных поисках совершенного переписывал и переделывал он лица, отдельные части человеческого тела, менял расположение фигур, их позы.
Он почти не разрешал себе просто прогулок по улицам Рима и его окрестностям и покидал мастерскую, разве только чтобы побродить между рыночными лавчонками — поискать подходящего натурщика. Иногда он шел в Сикстинскую капеллу и там, может быть в сотый раз, останавливал взгляд на бессмертных фресках Микеланджело и срисовывал в альбом контуры полюбившейся ему фигуры.
Он редко встречался со своими собратьями по кисти, а встречаясь, говорил по большей части о самом ему дорогом — об искусстве, о великих ваятелях и зодчих Древней Греции, о мастерах итальянского Возрождения, об их жизни, их бессмертных творениях.
Не много друзей в Риме было у Александра Иванова. Случалось, заходил к нему молчаливый, тоскующий по родине Гоголь; он подолгу, не говоря ни слова, рассматривал его полотна и вновь так же молча уходил.
Посещал Иванова и Федор Васильевич Чижов, умный, тонко чувствующий искусство доброжелатель. Его вдумчивые советы очень ценились художником.
Чижов был одним из первых промышленников в России, кто занялся строительством железных дорог. Несколько раз он ссужал Иванова деньгами «в счет будущей славы», по его шутливому выражению.
Друзья уходили, и художник вновь возвращался к своей огромной картине. Гоголь первый назвал ее «Явление Христа народу».
Солнечный свет, неяркий, но теплый, разливался по всему полотну. На заднем плане открывался вид на дальние, в синей дымке горы. А вблизи, на берегу небольшой реки, стояли и сидели люди, одетые в самые пестрые, ниспадающие красивыми складками одежды или вовсе нагие, — люди различных возрастов, положений, характеров, сословий.
В центре картины стоял человек в овечьей шкуре. Его благородная, красивая голова была повернута в профиль, огненный взор обращен к людям; он говорил, страстно призывал к чему-то и указывал вдаль на другого человека, медленно приближавшегося к толпе.
Одетый в овечью шкуру был Иоанн-креститель, а путник вдали — Христос.
Немногие в толпе ждали Христа, иные слушали Иоанна, иные не понимали, что происходит; были и равнодушные, и недоверчивые, и враждебно настроенные. Художник так изобразил людей, что про каждого можно было сказать — какой у него характер и как он относится к проповеди Иоанна. И все же центром композиции стал не пламенный Иоанн, а тот далекий путник, спокойный и прекрасный…
