Отец опускает газету и смотрит на брата.
— Почему?
— Специалистов не хватит, — отмахивается Алька, явно повторяя слова, слышанные от отца.
— А русские инженеры?
— Инженеры… — тянет Алька и пожимает плечами.
Отец швыряет газету на письменный стол. Длинные усы топорщатся на его полном лице. Он повторяет:
— Вот именно! Рус-ские ин-же-не-ры!
— У них мало… — Алька щелкает пальцами и, чтобы пояснить свою мысль, берет крутое яйцо и разбивает его о свой лоб. Избегая укоризненного взгляда мамы, Алька подмигивает мне и с подчеркнутым безразличием очищает яйцо. Я скрываю улыбку.
— Молокосос! — взрывается отец, но тут же сдерживает себя и подвигает брату массивную солонку.
— Зачем яйцом? Ты лучше солонкой… На!
Алька надувает губы.
Расправив усы, отец начинает рассказывать о том, как русский профессор снимал в тринадцатом году в полтора раза больше пара с квадратного метра топки, чем за границей.
Назидательный тон отца раздражает меня. Я вставляю, чтобы прекратить разговор о технике:
— Так это было до революции.
— Ну и что ж? — накидывается на меня отец. — Что, после революции русские дураками стали?
Обиженно смолкаю. Да что он? Сам постоянно ругает «их» за то, что «они» что-то делают «там» не так, а другим не разрешает! Считает это своим монопольным правом, что ли?
Переглядываюсь с Алькой: сейчас отец заговорит о Жуковском!
Уж этот Жуковский! Отец учился и немного работал у него. И теперь чуть что, Жуковский и Чаплыгин, как некие dei ex machina[3], появляются на сцене по зову отца и, защищая честь и славу русских инженеров, победоносно противостоят Эдисонам, Эйнштейнам и Кюри.
— А вы знаете, как Жуковский рассчитал профиль винта аэроплана? Нет? Не знаете?
Дальше я не слушаю. Мне досадно и смешно, что отец так горячится, теряя чувство меры и объективности.
Много лет прошло, прежде чем я понял отца. А когда я понял, его уже не было. Я понял, что болезненная раздражительность возникла в нем от безделья и росла по мере того, как убегали годы. Способный инженер, отец не нашел себе применения за границей и постепенно превратился в экономку-домохозяйку, обслуживающую нашу семью. А семья жила на заработок матери-врача. Отец ходил на базар, возился на кухне, все делал по дому, и мы привыкли иронически относиться к его специальности инженера-механика. Чистя картошку и открывая дверь пациентам, отец испытывал чувство горечи и унижения. Только склоняясь по вечерам над чертежами своих изобретений, из которых большинство так и не было осуществлено, отец оживал и начинал бубнить: «…да по речке…»
