— С Урала.
— А! Вот откуда ваше оканье.
— Я думала, его у меня нет!
— Куда ж оно денется? — сказала Алка. — Во Гурченко сто лет в Москве, а как заговорится, так и прет из нее Украина.
— В этом нет ничего плохого, — гордо ответила Тоня. — Это голос земли, на которой родился.
— У земли голоса нет, — ответила Алка. — Земля немая.
На это Тоня не знала, что сказать;
— Вы, москвичи, — через какое-то время нашлась она, — тоже говорите, с нашей или украинской точки зрения, глупо. Сплошное аканье-каканье. Тоже другим противно. — Если б ей кто сказал, что вот может так, незнакомому человеку, гостье говорить, не боясь, она бы сроду не поверила. А еще она подумала: «Хорошо, что нет Павла. Я эту московскую соплюху поставлю на место». Тоня еще не понимала, не отдавала себе отчета, что ее сила, явившаяся в ней и жгущая ее огнем, от этой закрытой двери, за которой спал ее ребенок. Для него ей полагается по закону природы быть сильной, чтоб защитить его право говорить на своем языке свои мысли, не оглядываясь ни на кого и никогда. Тоня еще вчера не подозревала в себе такого.
Вот от этого Алка и оробела. Перед ней была другая женщина, не теха-растеха, а сильная и — никуда не денешься от правды — красивая, что было со стороны не подозревавшей об этом Тони лишним. Не тот Алка человек, чтоб дать другому овладеть собой надолго. Она глотнула чаю, огляделась и спросила грубо и прямо:
— А как вы отхватили такого потрясающего дядьку, как дядя Павел?
Тоня ответила сразу и тоже нагловато:
— Это он меня отхватил! Я уже беременная от него уйти хотела.
— Что, никуда не годится? — ехидно спросила Алка.
— Нет, он очень хороший. Но ведь вы его знаете дольше. Так ведь?
— Его хорошо знала моя мама, я — в меньшей степени.
— А папа?
— Папа тут ни при чем.
Тоня поняла, что готова выгнать эту девчонку, что еще секунда — и та скажет какие-то непоправимые слова.
Та сказала:
— Да не беспокойтесь вы! Мама умерла. Ваш муж от меня это узнал. Так все быстро случилось.
— Господи! — прошептала Тоня. — Сколько молодых умирает. Этот рак чертов. Сколько у него видов — не сосчитать. С кем же вы живете?
— Я замуж скоро выхожу. У моего жениха траур. У него папа погиб на Кавказе.
— А еще эта проклятущая война… У нас в палате те, кто родил девочек, так радовались. Моя же мать говорила, что в войну женщинам бывает хуже, чем мужчинам.
— Женщинам всегда хуже, — сказала Алка.
Но тут заплакал ребенок. И Тоня пошла к нему. Алка убрала со стола и даже вымыла чашки. Заглянула в комнату. Тоня кормила ребенка. «Так бы и моя мама могла кормить Павлика», — с печалью подумала она. Почему-то хотелось думать, что в том, что этого не случилось, виноват Веснин. Он пришел и ушел, а мама осталась одна.
