Слабых несет ветер | страница 34
— А вы в Москве проездом, — спросила Алка, — или как?
— " — Да нет, — ответил Павел. — Я теперь тут живу.
Простите, а где похоронили вашу маму?
— На Ваганьковском, — сказала Алка. — Сами не найдете. Это в самой середине. Туда надо знать, как идти.
Павел не настаивал, потому что понимал, что если живая женщина кусочком своего счастья однажды поделилась с ним, то мертвая не имела к нему никакого отношения.
— Извините. Ей-богу, я потрясен. — Он уже уходил, когда девочка сказала:
— Мою маму звали Елена Громова. Она вас помнила.
Она рассматривала его. Мысли кружили разные. Вот человек, который стал причиной смерти твоей матери. У него есть сын, который на самом деле сын бабули и Кулачева, он даже похож на Кулачева. Они все обожают Пашку, он такая прелесть, что других таких просто нет. И при чем тут этот могучий дуболом, на которого когда-то запала ее бедная, потерявшаяся в жизни мамочка. Но она сто раз ей повторяла: «Запомни: его зовут Павел Веснин».
Зачем? Вот он сидит перед ней. Что делать ей дальше?
— Она умерла родами, — сказала Алка. Именно так, как говаривали раньше. Сейчас говорят: умерла от родов.
— В наше-то время? — пробормотал Павел.
— Сложный случай, — ответила Алка.
— А ребенок жив?
— Замечательно жив, — сказала Алка. — Между прочим, его зовут Пашка — Это была уже подсказка.
Но имя Пашка никогда не идентифицировалось у Павла с собственным именем. Дома его звали Павлик, Павлушка, в нежности — даже Люшенька. А Паша была дворничиха.
Она собирала «пьяную посуду для семейного додатку». А Алка смотрела ему прямо в зрачки, она ждала, как вспыхнет в них потрясение. Но зрачки как зрачки. Черные неговорящие точки. В них не было ничего.
— Видимо, вы о чем-то с мамой недоговорили. — Теперь она спокойно уводила от главного. — Во всяком случае, от мамы я слышала ваше имя и фамилию, не помню в связи с чем.
— Мальчик живет с отцом? — спросил Павел.
— О да! И с бабушкой! Они так над ним трясутся, как ненормальные. Я его тоже обожаю. Сейчас я вам покажу фотографию.
И Алка вынесла большую фотографию, на которой Кулачев (тот самый умелец, удалец, что стоял у двери — узнал Павел) держал на руках толстого ребенка, из тех, которым полагается рекламировать прикормы и витамины. Обняв взрослых за плечи, широко улыбалась Алка, а мальчик из соседней комнаты (скорее всего грузин) стоял со стороны бабушки, слегка смущенно отстраненный.
— Спасибо, — сказал Павел, возвращая фотографию.
— Каков наш Пашуня?