* * *
– Чем вы затрудняетесь, барон? – прервал Шпурцманн, приподнимая голову. – Переводите, ради бога: это очень любопытно.
– Затрудняюсь тем, – отвечал я, – что не знаю, как назвать разные роды древних женских нарядов, о которых здесь упоминается.
– Нужды нет; называйте их нынешними именами, с присовокуплением общего прилагательного antediluvianus,
«предпотопный». Мы в сравнительной анатомии так называем все то, что неизвестно, когда оно существовало.
Это очень удобно.
– Хорошо. Итак, пишите.
* * *
«Предпотопный прекрасный пол, в богатых предпотопных клоках, с щегольскими предпотопными шляпками на голове и предпотопными турецкими шалями, искусно накинутыми на плечи, сообщал этому стечению вид столь же пестрый, как и заманчивый».
– Прекрасно! – воскликнул мой доктор, нюхая табак. –
И коротко и ясно.
* * *
– Но мне кажется, – примолвил я, – что было бы еще короче не прибавлять слова «предпотопный».
– Конечно! – отвечал он. – Это будет еще короче.
– Не прерывайте же меня теперь, – сказал я, – а то мы никогда не кончим.
* * *
«Лучи заходящего солнца, изливаясь розовыми струями сквозь длинные и высокие колоннады дворцов, украшавших противоположный берег реки, и озаряя волшебным светом желтые и голубые крыши храмов, восхищали праздных зрителей, более занятых своими удовольствиями, чем кометою и даже новостями из армии. Барабия была тогда в войне с двумя сильными державами: к юго-западу
(около Шпицбергена и Новой Земли 58) мы вели кровопролитную войну с Мурзуджаном, повелителем обширного государства, населенного неграми, а на внутреннем море (что ныне Киргизская Степь) наш флот сражался со славою против соединенных сил Пшармахии и Гарры. Наш царь, Мархусахааб, лично предводительствовал войсками против черного властелина, и прибывший накануне гонец привез радостное известие об одержанной нами незабвенной победе.
Я тоже гулял по набережной, но на меня не только комета и победа, но даже и величественная игра лучей солнца не производили впечатления. Я был рассеян и грустен. За час перед тем я был у моей Саяны, прелестнейшей из женщин, живших когда-либо на земном шаре, – у Саяны, с которою долженствовал я скоро соединиться неразрывными узами брака и семейного счастия, – и расстался с нею с сердцем, отравленным подозрениями и ревностью. Я был ревнив до крайности; она была до крайности ветрена. Несколько уже раз случалось мне быть в размолвке с нею и всегда оставаться виноватым; но теперь я имел ясное доказательство ее измены. Теперь я сам видел, как она пожала руку молодому (предпотопному) франту, Саабарабу.
