Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства | страница 74



Открытия приводили в непонятное замешательство. Даже хуже того. Выступления честолюбивой гимнастки, получившей в юности травму, пробуждали в моем естестве… Я вспомнил колледж и рыженькую двухметровую Сьюзи Бинч, и ночные томления от скомканных… полагаю, возвышенных чувств. И стыда мужского влечения.

Шли недели. Я отводил от миссис Ротвеллер глаза. И со все возрастающим страхом следил за происходящим в животворящей тумбе. Распыленный туман элементов все сильней и сильней обволакивал наше гаснущее светило, густел по центру, и я каждый день начинал с напряженного поиска бледного лучика. Как будто хотел убедиться в биении сердца ребенка. Затем белая масса оформилась в бесполого человечка, толстого и неуклюжего, как рисуют наивные дети. Не прекращая вращение, человечек начал расти, тянулся ручками, ножками… И вот уже тонкая шейка с обозначенной головой… И вот уже будто бы талия…

— Непонятно! Так не бывает! — терзал я терпение ученых. — Где клетки? Где эмбрион?

— Не массовое сотворение, индивидуальный подход! — отзывалась профессор за стенкой. — Разве боги разных народов создавали первых людей беспомощными младенцами? Вроде, все начинали со взрослых?

Я думал. И вспоминал хулиганистого Амура. Но он так и остался мелким. Второй аргумент: «Вы — не боги!» — представлялся неубедительным.

А однажды открыл ночью дверь (привычка следить за процессом уже превратилась в навязчивую), а там! Бесполая кукла превращалась в юную девушку! Я ахнул, зажмурил глаза и отчаянно закричал:

— Да что ж вы такие бесстыжие? Разве может отец это видеть?

За стеной что-то грохнулось об пол, и голос Шмидта промямлил:

— Извините нас, сэр Альберт. Сейчас мы поставим ширму.

Извините… А я не заснул, проворочался до утра. Разве можно кому объяснить: Альбертина — не девка для массового всестороннего употребления. Экстраординарный проект, в единственном экземпляре, в играх, в грезах Ротвеллера-младшего. Я никогда не видел ЭТУ ЖЕНЩИНУ обнаженной. Я никогда не стремился к последней степени близости.

А тут… ЕЕ унижение сразу стало моим унижением. Захотелось устроить скандал. Кричать, не вставая с постели, рвать на тряпки подушки и простыни. Чтобы прыгали, чтоб успокаивали. Скандал для шизика — лучший, проверенный способ разрядки. Но я вспомнил Козетту — она дежурила ночью у тумбы и, конечно, переживала. Ее надо сменить. Что ж, поднялся. И скоро услышал вкрадчивый баритон психолога Ленца:

— Сэр Альберт, мне хотелось бы с вами обсудить очень важный вопрос.