Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства | страница 27



Я стиснула зубы.

— А как же дедушка? Вы хотите сказать, они оба были героями?

— Пропагандисты не будут разбавлять историю. Её героем станет только Давид. Он, кстати, не хочет этого, но готов выполнить свой долг. А ты готова?

Я сидела и смотрела в пустоту. Это продолжалось долго, но Лау не торопил меня.

Наконец я кивнула.

***

Следующие месяцы я помню смутно. Нас с отцом таскали по всей Семёрке. Отец должен был выступать с речами и разрезать красные ленточки на проектах по реконструкции. Говорят, это помогало поддержать моральный дух граждан.

Я смогла простить ему тот момент слабости на вершине холма. Гораздо сложнее было принять необходимость всюду его сопровождать и улыбаться — в то время, когда я хотела только горевать — отсидеть Шиву по деду, укутавшись в уютное одеяло наших традиций.

Теперь я понимаю их куда лучше; их предназначение вовсе не в том, чтобы помешать мне веселиться в субботу.

Но я буду сильной — ради семьи и ради нашей новой родины — в любой день недели.

***

Прошло сорок лет. Экзоскелет с надписью «Эмет» по-прежнему здесь — занимает почётное место в военном мемориале и музее нашего города. Они просили отца выступить на церемонии открытия, но он отказался — и пресса в очередной раз назвала его «скромным героем войны». Отец так никогда и не переступил порог этого музея.

Сара, Ави и я никогда не обсуждали события тех дней. Ни с родителями, ни между собой. Только сейчас я решилась записать свои воспоминания о войне — родители уже умерли, а наши дети и внуки должны знать правду.

Папе было нечего стыдиться. Кто сказал, что сомнения и страх сделали его поступок менее героическим? Как бы то ни было, сам он героем себя не считал. Мне кажется, он согласился на роль образцового гражданина в том числе и потому, что это стало для него чем-то вроде искупления. Он ненавидел быть в центре внимания и все же выполнил свой долг.

Но я считаю, что дедушка Цви заслуживает, чтобы кто-то рассказал наконец его историю.

Поисковая группа похоронила его тело где-то в лесу. В течение многих лет правда о его смерти была скрыта — этого требовали обстоятельства и политика. Даже я в конце концов стала сомневаться. Я хотела верить, что произошла ошибка; что на самом деле ему удалось сбежать от солдат, что он жив.

Родители были куда более прагматичными. Они зажигали свечу и читали Кадиш каждый год в этот день.

Со временем и я приняла Эмет — правду — и после смерти родителей взяла на себя ежегодное чтение Кадиша.