Что же дальше? Тщательно и аккуратно планируя каждый шаг, он сможет, с помощью часов, решить любые вставшие перед ним проблемы. Но прежде всего он должен успокоить общественное мнение, загасить интерес к своей особе и впредь избегать новых вспышек. Всеобщая известность, как прекрасно понимал дядюшка Омар, делает жизнь совершенно невозможной. Тебя найдут и на краю земли — сумасшедшие, вымогатели, фанатики, маньяки или репортеры.
Начало получилось неудачное. То, что он допустил, чтобы часы попали в руки Бонни Ли, было непростительным нарушением оказанного ему доверия. С часами следует обращаться с осторожностью и почтением, как с кобальтовой бомбой. Четырежды он попытался сбежать из-под опеки дядюшки Омара в непритязательную жизнь малых достижений и скромных удовольствий, в жизнь среднего обывателя. Теперь для этого утерян последний шанс. Если только он не струсит и не откажется от взваленной на него ответственности, разбив часы или забросив их в море. Сейчас, однако, даже думать об этом безумие: как-то же надо выкарабкиваться из того положения, в котором он очутился.
У него снова оставалось пять минут. Кирби посмотрел на Бонни Ли и внезапно мощная волна желания поднялась в нем. Его влекло к этой девушке неудержимо, но в бурном порыве чувства появилось что-то новое, прежде небывалое. Год назад в Риме его тоже тянуло к женщине, которую звали Энди, тянуло ничуть не меньше, но тогда, издерганный неудачами, он весь находился в каком-то болезненном перенапряжении. Постоянное разочарование раздувало значение секса до размеров чудовищной преграды, взять которую становилось чуть не главным делом жизни. Все прочие стороны его существования были ущерблены и унижены: он мало о них думал. Душа его превратилась в непропорционального уродца с огромной головой и хилыми недоразвитыми членами, на все его дела и поступки легла печать неуверенности и неудачи. Теперь все встало на свои места. Значимость секса уменьшилась, в душе восстанавливалась гармония частей. Секс переставал быть манией. Из сферы нездоровых вожделений и мечтаний Кирби вступил на твердую почву. Отдаваясь порыву страсти, он чувствовал счастливое умиротворение и безоглядное спокойствие. Даже в шутливой форме он не мог бы подумать сейчас о том, о чем раньше болезненно грезило его истомленное воображение.
Я был хромым, подумал Кирби, я видел, как все вокруг весело ходят, бегают, и прыгают, и сознание ущербности окрашивало каждый мой шаг. Я только изо всех сил старался делать вид, что у меня ноги в порядке, чтобы никто не заметил, что я — инвалид. Теперь же я твердо стою на ногах, я выздоровел, и хотя радость и желание двигаться по-прежнему не оставляют меня, я понял, что ходить — не значит жить. Жизнь этим не исчерпывается. Я стал полноценным человеком.
